Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес

– Чуть больше. Ну, далее объект проторчал на работе до трех часов дня, затем поехал домой на автобусе. Через час вышел, сел в маршрутку и доехал до остановки «Детский мир». Оттуда пешком добрался до здания Союза писателей, где встретился с Леонтьевым. Пробыл у него до восемнадцати часов. Затем оба вышли и разъехались каждый по домам… У меня все.

На минуту в комнате воцарилось молчание. Пинский нахмурился, поразмышлял и обратился к присутствующим:

– Подведём итоги. Получается, что местопребывание всех троих на момент совершения преступления не установлено точно. То есть, твердого алиби у них нет. Каждый мог незаметно выйти, сделать дело, а потом по-тихому вернуться.

– Барков вообще неизвестно где был с ночи и чем занимался, – отметил Николай.

– Верно, – согласился аналитик, – полагаю, теперь необходимо усилить наблюдение. Пусть вам дадут в помощь по человеку, – обратился он к детективам, – с вашим шефом я согласую сегодня же. Один топает за объектом пешком, второй преследует на машине. Необходимо поставить на прослушку домашние телефоны подозреваемых – технически это возможно?

– Вполне, – ответил за всех Артем.

– Ну и прекрасно. Пожалуй, попрошу выделить еще одного человека – пусть понаблюдает за Леонтьевым. Береженого Бог бережет… Если вдруг у кого объект ускользнет, немедленно ставьте в известность своего начальника или звоните напрямую мне. И пусть ваши коллеги займутся проверкой возможного знакомства жертвы с нашими писателями. Впрочем, я сам поговорю с директором агентства. На сегодня у меня все, вы свободны.

Он подал знак Николаю остаться. Когда детективы ушли, Пинский обратился к нему:

– Я абсолютно точно знаю, что убитая – совершенно посторонний человек и никоим боком не относится к нашему Ордену… Что скажешь?

Николай не долго думал:

– По-моему это совсем другой убийца.

– Основания? – Пинский поощрительно кивнул.

– Он запоздал на целые сутки, чего за ним раньше никогда не наблюдалось. То есть, нарушен цикл убийств – раз. Погибшая не является членом Клана, а значит, не имеет никакого отношения к оккультному противостоянию – два. Правда, если верить часам, то неизвестный нам погибший тоже не из ваших… Но в этом-то случае часики молчат, стрелка не сдвинулась и музыка не заиграла – три.

Пинский профессорски жевнул губами.

– Все может быть… – задумчиво протянул он, – как это ни банально звучит, но чужая душа действительно потемки.

Не успел он вернуться домой, как вышел на связь Бородулин.

– Я дома, Евгений Петрович, – сказал Николай, – перезвоните на городской… – и назвал Маринин номер.

Бородулин перезвонил.

– Всё подтверждается, Николай, – сказал он. – Это – не наш маньяк.

– Экспертиза подтвердила?

– Плагиат, – Николай усмехнулся.

– Да уж. Но наши братья Гонкуры – во всяком случае, Барков, Глухаревский и Шарапов, о серебряном клинке знали – я намеренно проболтался об этом.

– Ага… – глубокомысленно заметил Николай, – исходя из этого, можем конкретизировать поиск – Ягодкин-то в психушке.

– Все, что мы знаем, – нарочито спокойно и с расстановкой произнес Бородулин, – говорит за то, что это не Ягодкин. Мое мнение: первый убийца-мистик – это Барков, второй же – либо Глухаревский, либо Шарапов. Причем последний предпочтительнее, так как убитой была молодая и, заметь, красивая девушка, студентка. А у Шарапова, если ты помнишь, повышенное либидо. Сейчас сыскари отрабатывают круг знакомых этой девицы…

– Да, а наши частники, – прервал его Николай, – проверяют троих – Шарапова, Баркова и Глухаревского – на предмет связи с этой жертвой.

– Вот и замечательно, – рассудительно заметил тот, – глядишь, чего-нибудь и нароют.

Не успел Николай с утра продрать толком глаза, как требовательно затрезвонил мобильник. Посмотрел на высветившийся номер.

Опять Тамара Михайловна!

– Коленька, тут вот твои заказчики позвонили, – зачастила она, – несколько дней тому назад ты их возил… улица Заозерная, помнишь?

«Как не помнить, – подумалось Николаю, – таких чудиков на всю жизнь запомнишь…»

– Опять им нужен водитель, – продолжила она, – причем просили именно тебя. Видать понравился ты им…

«Не баба, чтобы нравиться!» – хмуро подумалось Гордееву. Вслух же он сказал:

– Хоккей, Тамара Михайловна, уже еду.

– Кто там?.. – сонно пробормотала Марина.

– Заказ, – Николай зевнул. – Надо поехать.

Марина сладко потянулась.

– Так обязательно?..

– Желательно.

– А может быть, желательно нам полюбить друг друга?

– Ну, это я всегда готов, – Гордеев вздохнул, – как пионер… Но тут, видишь, приходится быть комсомольцем. Ладно, ты давай спи, никому не открывай. Я позвоню как обычно.

Николай спустился во двор, обошел машину сзади. Открыл дверцу, засмотревшись на блондинку за рулем красного «Пежо», залез на сиденье, повернулся и… вздрогнул.

Рядом, на месте пассажира с невозмутимым видом сидел тот самый, с Заозерной, которого он окрестил бригадиром.

Твою мать! Как?!..

И больше не успел Николай подумать ничего.

– Ничему не удивляйтесь, – произнес тот ровным тоном, – поедемте, не стоит тут светиться.

И повернул свое неприметное лицо в сторону водителя.

Николай некоторое время ошеломленно смотрел на него, затем сглотнул и хрипло переспросил:

– Куда ехать?..

– Не догадываетесь?

И Гордееву почудился неуловимый юмор в голосе «бригадира».

– Но…

– Не надо «но», Николай Григорьевич.

– Нет, надо, чёрт возьми! Надо! Я что вам, попка-дурак? Играетесь в бирюльки, мать вашу!.. Я устал от всех вас…

– …от нас вы устать не могли в принципе…

– Да идите вы!

Ну и тут Николай дал волю шофёрской лексике – он действительно страшно устал от тайных заморочек, и теперь этот нарыв лопнул. Попало и Пинскому, и всем его родственничкам, и земле, и небу, и граду, и миру – да так, что если б это всё на самом деле материализовать, то теория катастроф Кювье показалась бы вот именно игрой в бирюльки.

Но «бригадир» всё это выслушал невозмутимо, как римский стоик. А когда Николай иссяк, сказал:

– Со словами, Николай Григорьевич, надо бы поаккуратнее… Тем более вам, с вашими способностями.

Гордеев лишь отмахнулся и хоть добавил непечатное, но уже безо всяких сил.

– Вы, Николай Григорьевич, – ровно молвил мужчина, – очевидно, находитесь во власти некоторого заблуждения. Вероятно, вы полагаете, что я – посланец Пинского. Если так, то вы ошибаетесь, уверяю вас.