А. Вороной - Банда профессора Перри Хименса

Бородач не ошибся. Да, навстречу им уже неслись от базы джипы с солдатами, военными полисменами, эсэсовцами. На этот раз грузовик развернулся быстро и стал отрываться от этой новой погони. Забарахлил левый двигатель, зачихал, смолк; скорость заметно упала, но вскоре он снова заработал, и все облегченно вздохнули. Бородач обстрелял из пулемета джипы, но до них было уже далеко, кроме того, грузовик сильно трясло и подбрасывало, и, по‑видимому, вреда своим палачам они никакого не причинили. А то, что это были палачи, а они сейчас выступали в роли жертвы, сомневаться не приходилось. Игра затягивалась, становясь с каждым пройденным километром все опаснее и опаснее. Не доезжая до возникших вдали на дороге людишек в черном, эсэсовцев, они снова развернулись и поехали снова к базе. Эсэсовцы от секретного заслона уже продвинулись вперед километров на пять. Джипы от базы перемещались еще быстрее, перемещались к ним навстречу. Майкл предложил бросить грузовик и попытаться уйти по оврагу вглубь плато, к горам, но бородач наотрез отказался, сказал, что еще рано, что еще не все потеряно.

И они снова принялись за эту круговерть: подъедут к джипам, развернуться, обстреляют тех из крупнокалиберного пулемета, задержат тех на некоторое время, пока военные и полицейские не залягут, не начнут отвечать из автоматов, и снова несутся к эсэсовцам из секретного заслона, теперь здесь постреляют немного, развернуться и опять к базе.

Расстояние резко и быстро сокращалось, расстояние свободного пробега грузовика. Бородач все стрелял, все грубо ругался, те, что в кабине, молча делали свое дело, время шло.

Вертолет военно‑воздушных сил, прилетевший с базы «Ральф», завис над джипами, вниз что‑то черное полетело, раздались взрывы, полицейские побросали свои машины, кинулись от них в пески, подальше от дороги. Некоторые уже горели, другие перевернулись и торчали черными колесами вверх. Бородач засмеялся, похлопал профессора по плечу, положил на пол свой пулемет.

Он приземлился от них в двадцати метрах, Бородач приказал всем покинуть грузовик и идти к вертолету. Из вертолета выбралась чья‑то не очень поворотливая фигура в маскировочной курточке, но такая знакомая и живая, что Хименс даже пустил слезу, захлюпал носом.

«Дже» обнял профессора, спросил, все ли в порядке и, когда узнал, что погиб Грегори Волкер, очень расстроился, потускнел, сгорбился, побрел к вертолету. Плечи его вздрагивали, и «Дже», наверно, чтобы скрыть от остальных эту минутную свою слабость, побежал, как‑то боком, первым влез в кабину.

Красный кусок материи возник внизу через час, разостланный на земле возле какого‑то сарая. Их быстро дозаправили какие‑то люди в штатском, «Дже» о чем‑то поговорил с ними минут пять, и снова вертолет поднялся в воздух.

— Вас уже разыскивает полиция, мистер Хименс, — сообщил «Дже», крича на ухо профессору. — Нас они не знают. Они не знают наших настоящих фамилий. Будут искать террористов. И пусть ищут. Мы растворимся в Америке как песчинки в пустыне… А вам хуже, профессор. Да, еще одна не совсем приятная новость, — прокричал он всем. — Волнения в столице и Чикаго подавлены. Власти обещали провести через три месяца повторные выборы нового президента. Наобещали леденцов мальчикам в коротеньких штанишках. А те взяли и клюнули… Последними отступили круглики… Вам лучше отсидеться где‑нибудь за границей, профессор. Мы поможем вам перебраться в Европу, или куда вы пожелаете.

— Нет, мистер «Дже», я не побегу. И куда мне бежать? Я здесь вырос, прожил почти всю жизнь, состарился… Мне бежать некуда. И ничего они мне не сделают, ничего…

Профессор умолк, обвел взглядом сидевших позади Бранта, экстремистов, Майкла. Глаза его были затуманены, слезились.

— Я бы хотел, чтобы, если это можно, вы нас высадили где‑нибудь возле Питстона. Там останавливается экспресс «Даллас‑Вашингтон». Нам бы добраться до лесов Олбани. Там у меня есть хороший друг…

Он снова умолк, голова его опустилась низко, он опять начал о чем‑то думать. Потом тихо произнес: «Прости меня, Грегори, прости», — и снова умолк, заплакал.

Огромное красное зимнее солнце опускалось за видневшиеся вдали остроги Аппалачских гор, когда по курсу вертолета зачернел Питстон, утопающий в снежных заносах. Еще широкая, со стремительным течением Саскуиханна, не вся покрывшаяся льдом даже зимой, блестя черной поверхностью воды, серебрясь рябью, свернув круто на север, терялась среди невысоких холмов и островков хвойной растительности.

Их высадили в двух километрах от Питстона, высадили в поле среди редких зарослей платана. Тускло мерцали огни города. Майкл помог профессору выбраться из вертолета, не отходил от того ни на шаг, хотя и не понял так толком, зачем им нужно пересаживаться на экспресс. Некоторая логика в действиях Перри Хименса была: тот собирался исчезнуть в центре Америки, исчезнуть в глубинке, исчезнуть в сотнях километров от столицы, где их никто не будет и искать.

Уже на вокзале Майкл заметил тех троих типов, стоявших в толпе возле кассы. В помещении было темновато, но те были в черных очках, в не совсем обычных черных очках. И не им учить его, Майкла, как беречь от яркого света свои глаза. Такие штучки он знал. Эти очки‑фотоумножители, работавшие на крошечных батарейках, усиливали свет, примерно, в 80‑100 тысяч раз. И в них было отчетливо видно на большом расстоянии, были видны все мелкие предметы, даже если они находились в полной темноте. Кроме того, чуть выглядывавшие из‑под лацканов кожаных плащей коробочки уж больно напоминали переносные звуковые бесконтактные детекторы лжи. Обычно, если человек волновался и, находясь в стрессовом состоянии, пытался что‑либо соврать, те тихо попискивали.

Надвинув на глаза шляпу, Майкл протиснулся к окошку кассы и попросил два билета до Вашингтона. Краем глаза он уловил, как повернули настороженные мордочки те типы, вслушиваясь, как к ним подвалило еще два таких же, в темных шляпах и кожаных плащах. И по тому, как у них было чуть приподнято левое плечо, как оттопыривалась левая рука, он сделал вывод, что не ошибся, что у этих типов под мышками спрятаны револьверы, калибра где‑то тридцать седьмого, тридцать восьмого. «Не нас ли они разыскивают?» — подумал Майкл, небрежно засовывая билеты в карман и направляясь в бар промочить горло.

От тех субъектов отделился один и тоже потопал к бару. Душно. Пот побежал по лицу Майкла, но он так и не снял шляпу. Ищейка пристроился около него, заказал кружку пива, отпил полкружки, сипло спросил:

— Вы приезжий? Случайно не из Гаррисберга?

— Нет, — процедил Майкл. — Я здесь вырос. Мама нашла меня здесь же, неподалеку отсюда, под кустом чапарраля. Вот едем с приятелем в гости, в Вашингтон, к двоюродной тете. Она так ждет нас, так скучает, так тоскует, что слезы наворачиваются на глаза.