Фигль-Мигль - Эта страна

– Честное имя – не самая мелкая деталь. Зотов не стал бы участвовать ни в каком заговоре. Я не верю. Не мог его твой Кошкин настолько заморочить.

– Он и не участвовал. Его выманили. Тот, кого ты начал уважать и любить, новоприобретённый прадедушка, звонит в ночи – или когда это было? – и сообщает, что уже едут в твой магазин с автоматами наперевес, а тебе только что, как ты сам проболтался, завезли кассу, и ты, ничего другого не успевая, берёшь её и бежишь, по дороге названивая Василию Ивановичу, который в это время по какой-либо причине недоступен – может быть, как раз здесь, в этом доме, плавает в океане страсти… Это мелкая деталь или нет?

– …У них были автоматы?

– Нет, откуда. Раздобыть автомат не так легко.

– А после покушения все поверили, что у Василия Ивановича рыльце в пушку.

– Вот и разобрались. И зачем, спрашивается? Вместо пикета?

– Теперь у тебя есть стройная и внутренне непротиворечивая версия.

– Да. В этом её главный изъян. Дай мне скидку на ноябрь. Я все четверги не смогу использовать.

– Я не работаю с дисконтом. Это плохая примета. И на «Лафройг» не хватит…У кого же эти деньги сейчас?

– Что, стало интересно?

– Это незаинтересованный интерес. Бескорыстный. Как при чтении детективов.

– Таких, где на последней странице всё становится с ног на голову? И преступником оказывается самый привлекательный персонаж?

– Нет, такие я не люблю. Они чрезмерно реалистичны.

– Зотов не мог проболтаться. Такой службист, педант… как вы в один голос меня убеждали. Он просто не в состоянии излить душу таким образом. И ты это знаешь.

– Всегда оставляй место для сбоев и случайностей. Мне бы он, например, проболтался.

– …

– Твой ход.

– …Дура ты, Климова.

– Знаю. Что-нибудь ещё?

Когда Игорь Львович Биркин узнал, к вечеру следующего дня, что это не он проморгал попытку вооружённого переворота, а местное УФСБ, он не смог обрадоваться. Где был генерал Климов в этот нелёгкий для родины час? В Москве он был; бегал по кабинетам или с блядьми прохлаждался. Подать сюда генерала! А мэра, значит, не подать? Какие же ужасы припасены для Игоря Биркина в грядущем, если сейчас его вот так походя прощают?

Без зова явился специалист.

Специалиста Биркин боялся, презирал и в точности следовал его советам. Это только кажется, что с лёгкостью можно выгнать одного пиарщика и нанять другого, что пиарщик – не банк и не куратор от ведомств. За ним могут стоять силы, которых боятся сами ведомства.

«Какие новости? – сказал специалист. – Правильно, для нас – никаких новостей. Пятиклассники никому не интересны, когда больших мальчиков ведут к директору. Но это не значит, что пятиклассниками вообще не займутся. Упреждающий удар, вот что мы должны сделать, точнее нанести. Активное подтверждение лояльности, во-первых, и муд рое переключение внимания, во-вторых. Упреждающий Удар! Вот как это называется».

Игорь Биркин не верил в мощь упреждающих ударов. Предоставленный самому себе, он во всех обстоятельствах предпочитал сидеть тихо, и прекрасные это давало результаты. Он посмотрел на специалиста, и его передёрнуло. Он посмотрел на специалиста и почувствовал, что тот ему навязан специально.

– У нас и кандидат подходящий есть.

– Но это невозможно, – сказал Биркин, когда специалист изложил свой план. – За этим человеком стоят спецслужбы.

– Да не стоят они за ним. А если и стоят, то сдадут. Слишком удобный случай показать народу, что будет при слишком тесном контакте с бывшими.

– Как будто мало у меня забот! – возмущённо сказал Биркин. Жене необходим Гарц. Дочери необходима лошадка. («Нет! Не в клубе! Своя собственная!») Ольга вынимает из него душу. (Ну почему, почему он не оставил Ольгу в Москве.) Он тоже человек. Он, в конце концов, человек, а не насос, не печатный станок и не бумажник. Ему хочется плакать, когда он думает о своём одиночестве. – А вы такое предлагаете.

– Беспроигрышный вариант предлагаю. Надо ещё разузнать, зачем он здесь торчит и нет ли у него гранта от госдепартамента.

– Неловко получится, – сказал Биркин. – Получится, что наши спецслужбы прикрывали пятую колонну.

– Ну и подумаешь, прикрывали. Это была дымовая завеса. Да как будто будем мы разбираться, какие там у спецслужб мотивы.

– …Как-то всё это неправдоподобно.

– Нам не нужно, чтобы было правдоподобно. Нам нужно, чтобы был результат. Ни вы, ни я не собираемся задерживаться в этой дыре.

Даже не знаю, каким словом тебя назвать, подумал Игорь Львович. Игорь Биркин и в мыслях не позволяет себе площадных слов, и когда – очень час то – это ставит его в сложное положение, утешает себя сияющими образами эпохи Александра Третьего, которой он, вопреки всем косым взглядам, верен.

Придаёт ему сил, прямо сейчас, и чистая совесть. Порядочного человека Игорь Биркин не отдал бы на съедение, а вот такого… вот такой сам во всём виноват. Есть высшая справедливость в том, что коварный и замышляющий попадает под жернова, и никто не спешит за него заступиться. Это старая популярная ария из оперы «вор у вора», самые совестливые люди её знают и насвистывают, а Биркину даже доказательства не нужны, он собственными ушами слышал, как доцент Энгельгардт запальчиво сказал: «Прошу любить и жаловать.

Полковник Татев. Кровавая гебня. Оборотень в погонах. Мой друг». Ну да. Ну вот так. Стоит ли теперь удивляться.

– Меня удивляет, насколько это всё непохоже на политические беспорядки.

В политических вроде бы беспорядках на первый план вышел сильный уголовный элемент. Пока гражданское общество топталось вокруг своих костерков перед мэрией, его чёрные двойники пронеслись по городу. Биркин заглянул в полицейские сводки и увидел в них драки, поджоги, грабежи, выбитые окна. Избиение табуретками. Пятеро напали на наряд полиции и попытались отнять оружие. С двоих сотрудников сорвали форму.

– Чего они требовали?

– Снижения цен и советской власти.

– Зачем таким советская власть? Это настоящие уголовники.

– Конечно, уголовники. В силу чего считают советскую власть социально близкой. Да так оно и есть на самом деле.

Игорь Биркин – сын человека, которому советская власть дала всё; Игорь Биркин и Виталик Биркин – внуки человека, который советскую власть олицетворял; может ли Игорь Львович подтвердить, хотя бы молчанием, что его отец и дед – воровские авторитеты? Даже если он сам всей душой с Александром Третьим, требует ли от него Александр Третий предавать родных?

В странные, далёкие от земного минуты задумывается Игорь Львович о путях истории, и тогда тлеет где-то на сумеречном краю его сознания мысль, что Александру Третьему пришлись бы по душе советские семидесятые, он одобрил бы мощь страны, её богатство, размеры и достижения, мир, который наконец установился в умах и на просторах… Ещё большой вопрос, на чьей стороне, в отличие от своих самозваных наследников, он был бы в 1991-м. Биркин молчит. И видит, как по лицу специалиста расплывается улыбка.