Светлана Багдерина - Путешествие в Шахристан

- А на сабрумаев, значит, деньги тратить не жалко?

- Как бы вам объяснить... Вы когда-нибудь задумывались, в чём разница между колонией и доминионом?

- Э-э-э....

- Не берите в голову, - улыбнулся Нибельмес-ага. - Проще говоря, сабрумаи нам не просто союзники. Они - братья.

Некоторое время мы ехали молча, прежде чем я всё же решился возразить шахраю на те слова из его объяснений, которые меня смутили:

- Вы рассуждаете об устроении стран и народов так, словно бы шахраи изобрели единственно верный и совершенный способ общественного устроения. Меж тем, сколь бы ни была интересна для меня поездка по вашей стране, но во многом из увиденного я узнавал воплощение идей древних мыслителей, творивших задолго до основания Шахристана. Вы воплотили их способом, наиболее подходящим для вашего климата и вашего темперамента. Но, думаю, те же самые совершенства в другой местности могут быть воплощены и иным образом, не похожим на шахрайский. Я не считаю, что для превосходного устроения своей жизни каждый народ должен буквально подражать вам.

- Думаю, что мы говорим об одном и том же разными словами, - дипломатично уклонился от спора Нибельмес-ага. - Разумеется, я не умаляю достижений мыслителей, описавших некогда шахрайский... то есть, я хотел сказать, наилучший способ общественного устройства. Я лишь полагаю, что у нас есть чему поучиться.

Через несколько дней мы прибыли в Ур-Каган. Дворец степного владыки оказался столь же пышен, сколь и безвкусен, и отдельного описания, на мой взгляд, не заслуживает. Вероятно, улюмцы гордятся тем впечатлением, которое производит роскошь дворца кагана после нищеты обывателей каганата, но для меня это впечатление было глубоко отвратительным.

Церемония утверждения лукоморско-шахрайского договора каганом прошла в торжественной обстановке с присовокуплением многих речей о том, что именно Улюм является лидером всего Песчаного блока и могущественнейшей державой степи. При этом, как и обещал нам Нибельмес, каган не посмел ни уклониться от утверждения договора, ни изменить хотя бы одни из его пунктов.

Признаюсь, после тягостного пребывания в Ур-Кагане я испытал немалое воодушевление в тот день, когда мы покинули улюмскую столицу! Нибельмес-ага счёл очень символичным, что мы отправляемся в Лукоморск вместе с большим караваном, идущим на запад [32] 'Да и день для отправления в путь благоприятный', - заметил, сверившись с календарём и картой, шахрай, суеверный, как все шахраи. . Караван-баши счёл подарком фортуны то, что всю дорогу до лукоморских границ его будут бесплатно сопровождать три сотни вооружённых всадников и влиятельный шахрайский чиновник. Ля Ляфа-апа сочла, что от шахраев можно было бы отделаться и пораньше, о чём и не преминула сказать графу, однако тот сумел убедить её, что всё складывается к лучшему. Боярин Никодим счёл, что путешествовать даже по степи в карете куда лучше, чем путешествовать по степи на верблюде. 'Я понял теперь, почему верблюдов называют кораблями пустыни. На них так же укачивает!' - ворчал он, слезая во время первого же привала с двугорбой спины и забираясь в наше четырёхколёсное транспортное средство.

Я же изначально решил не испытывать судьбу восседанием на немалой для меня верблюжьей высоте, а потому молча смотрел в окно кареты на бесконечный степной пейзж, который постоянно перетекал сам в себя час за часом нашего движения на запад, на огромное, но всё же неуловимо упорядоченное скопление людей и всадников, на бескрайнее небо над степью, и время от времени с улыбкой вспоминал слышанные в Ур-Кагане весёлые крики погонщика: 'Внимание! Объявляется посадка на караван, следующий рейсом Ур-Каган-Шахрабад, если не заблудимся, конечно! Нумерация верблюдов с хвоста каравана. Предъявлять билеты погонщикам, морковку - верблюдам, и не перепутайте! Безбилетные пассажиры будут выброшены в первый же бархан. Горячий чай и горячий песок в еде включены в стоимость поездки. Каравановожатый - караван-баши Сулейман-ибн-ишак.'

Завершая сии скромные заметки, я понял, что не могу не написать ещё несколько строк о событиях, ставших мне известными за год, в течение которого я переносил на бумагу впечатления от путешествия в Шахристан.

Мудрагеля переизбрали эмиром на очередной год.

Пахлава-апа была судима Государственным Советом за 'недостаточно активную позицию по Лукоморскому вопросу', однако вины её доказать не смогли, а потому и взысканию не подвергли. Впрочем, завершив год своего эмирства, на высшую государственную должность претендовать вторично она не рискнула.

Нибельмес женился на некоей юной представительнице угасающей сабрумайской аристократической фамилии, по службе его прочат в новые визири внешних сношений, а то и в послы первого ранга для сабрумайских земель.

Среди шахраев в моду вошли не только свадьбы в лукоморском стиле, для устроения которых множество наших потешников получило приглашение в эмират, но и лукоморские квас и меды, которые наши купцы в тёплое время года продают в неимоверных количествах. Некоторые аристократы, говорят, стали дополнять традиционные хамамы и термы при своих особняках также и лукоморской баней - по крайней мере, не один десяток подвод с лукоморскими плотниками и срубами отправился к шахрайским границам. Шахраи, со своей стороны, с немалым успехом продают лукоморцам, в особенности ремесленникам и промышленникам, всяческие полезные сабрумайские приспособы. Вообще наши купцы оказались весьма охочи до поездок в Шахристан, а шахрайские - до торговли с Лукоморьем.

Ля Ляфа стала примой в театре, открытом в Лукоморске на деньги графа Рассобачинского, с которым мы, благодаря любезности Его сиятельства, стали весьма дружны. Жаль, что я не могу поведать об иных новостях из жизни Петра Семёновича, ибо, с одной стороны, считаю себя не в праве распространяться от столь личных обстоятельствах, а, с другой стороны, лукоморским обывателям они прекрасно известны и без моего свидетельства.

Боярин Никодим Труворович, по многочисленным просьбам шахраев, отправлен постоянным лукоморским представителем в эмират, где, как говорят, уже обзавёлся усадьбою.

Я же, расширив и обустроив наилучшим образом царскую библиотеку, время от времени не только возвращался мыслями к нашей поездке в Шахристан, но и размышлял о судьбах путешественников всех времён и народов. Я думал о том, зачем они отправлялись в свои долгие плавания и походы, о том, что было самым ценным из найденного ими в чужедальних землях... И теперь я с чистой совестью могу завершить это повествование теми словами, которыми и хотел: тот, кто действительно обошёл весь мир, вернулся домой.