Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой [AT, с илл.]

Пока мысли плавали и отчаянно тонули, уши работали системами дальнего обнаружения.

Тихо. Пока.

Пока нож не прилетел, тоже было тихо.

Мозг, подобно слепому котенку, всюду натыкался на стены и не мог выбраться из замкнутого круга известных фактов. Они не радовали. Тогда сознание вырвалось за пределы круга. Вспомнилось, как мы с Томой парили в небе на дельтапланах, двумя треугольными птицами пронзая пространство…

Руки принялись одевать вскочившее тело до того, как мысль проявилась окончательно. Одевался я по-боевому, в латы. Шлем на макушку, перевязь с мечом через плечо, нож в ножны на пояс. Готов. Стараясь не слишком греметь, я вылез в окно. Соседка по комнате не проснулась, остальные соседи меня уже не интересовали.

Два! Треугольника!

Счастье перло из меня, как монтажная пена из пробитого баллончика. Царисса рассудила правильно, флаг — это сигнал, но не ей. Я очень на это надеялся.

Краткая слежка за ночным стражником, вовсе не глядевшим в нужную мне сторону, сообщила взбудораженному сознанию, что ему не до меня. Кажется, он засыпал. Голова в шлеме, от которой виднелся только шлем, свесилась вниз и вскоре совсем пропала за бортиком башенки.

Прыжок за забор и скатывание по известному склону вывели в ночной лес. Где-то далеко лаяли волки. Пусть. Ноги упрямо шагали, руки сжимали рукояти клинков как последнюю надежду. Собственно, почему «как»? Именно последнюю.

Направление, где вывешивали флаг, я помнил, ориентиром служили сначала удалявшийся периметр школы, затем подгрызенная справа луна. Когда наползли облака, идти пришлось наобум.

Лай приближался. Меня почуяли.

Спасение одно — дерево. Выбрав одно, покрепче, поразвесистей и покоряжистей, я взмыл вверх. Толстая ветвь приняла на себя мой невеликий вес, опасный треск предупредил о последствиях лишних движений.

Волков оказалось всего два. Пусть маленькая, но радость: если грохнусь, есть шанс отмахаться.

Волки оказались не такими страшными, как те, с причала. Или у страха глаза велики. Пара среднего размера четвероногих созданий смешно прыгала под деревом, гавкала, тявкала, злилась, но даже не пыталась ухватить за сапог. А я читал, что голодный волк может прыгнуть на много метров и поймать птицу на лету.

Совсем крыша поехала на местных реалиях. Те волки — волки, а эти — собаки.

Голоса? Или чудится?

— Чапа! Тома! — раздалось на пределе слышимости.

Нет слов, с каким чувством я упал через несколько минут в подставленные огромные руки.

— Малик! Откуда?! Как?!

— Молодец, догадался про флаг с дельтапланами.

На Малике были сапоги, штаны и обрезанный кафтан с набивкой, прошитый вздувшимися квадратами. Все опоясано кожаными ремнями, усилено меховыми вставками, выполнявшими роль частичных доспехов. Поперек тела — лук, за плечами — колчан со стрелами и длинный меч, который другим человеком использовался бы как двуручный. На поясе — местное подобие кинжала. Покрытое черной щетиной лицо светилось. Казалось, улыбается даже идеально гладкая лысина, в которой отразилась вновь появившаяся между деревьев луна.

— Они не верили. — С веселым прищуром Малик показал в сторону.

Только сейчас я заметил еще двоих, вполне знакомых. Ива и Хлыст — так их звали.

— Долг платежом красен, — сказали они.

Я с удовольствием пожал протянутые руки.

— «Долг платежом красен» — это не просто поговорка, а местный закон выживания, — проговорил Малик. — Ты поможешь — и тебе помогут. Теперь отойдем. Слишком много шума.

Шуганув волков-собак, продолжавших облаивать чужака в лице меня, мы направились вглубь леса.

— Волки? — недоуменно указал я на собак.

Они совершенно не желали никого рвать, кромсать и раздирать на части, а просто прыгали вокруг, как домашние собачки рядом с хозяином.

— Псины, — пояснил Хлыст. — Прирученные волчата. Черный — Гром, серая — Сявка.

В ободряющем сопровождении Грома и Сявки мы добрались до небольшого лагеря, где ожидало еще четверо мужчин. Перед глазами всплыла картинка: хихикающая Зарина, прикрывавшая рот ладошкой: «Им же в штанах неудобно!» Местным было удобно, в отличие от Малика они предпочитали юбки. Ноги — в сапогах, на плечах — стеганные кафтаны с набивкой или холщовые рубахи с коротким рукавом, обшитые всем, что могло защитить: кожей, мехом, бронзовыми накладками. Вооружение тоже разномастное: тут и дубина, и два коротких меча разной толщины, и один длинный, что немного не дотягивал до двуручного. Все мужчины — бородатые, заросшие; падавшие за плечи гривы стянуты налобниками. Костер не разжигался из соображений безопасности, расположившаяся на траве между деревьев четверка при нашем приближении приподнялась.

— Это и есть Чапа, — представил меня Малик.

Дружные приветствия смазали звучание ответных имен.

— Рассказывай, — упросил я, усевшись рядом на траву под развесистым деревом.

Гром и Сявка унеслись сторожить.

— Где Тома? — сначала спросил Малик.

— Она в школе.

— Под арестом? Нужен штурм?

— С ней все в порядке. Я знаю, как вернуться и снова уйти вдвоем.

Заговорила Ива:

— Про подземный ход знают многие, однажды кто-то из рыкцарей решил пробраться в школу… Это ловушка для простаков. На шалости учениц начальство внимания не обращает, а если попытаться войти чужакам, оба выхода возьмут под прицел или, если нападающих много, ход обрушат вместе с теми, кто внутри.

— Сейчас я и есть ученица, — сказал я. — Думаю, у нас с Томой все получится.

— А что насчет Шурика? — В глазах Малика вспыхнула тоскливая надежда.

— Жив, — успокоил я. — У цариссы Варфоломеи на попечении.

— Соседка Евпраксии на запад, — подсказала Малику Ива, — со стороны гор и Большой воды.

— А если отсюда? — осведомился он.

— На вторую ночь выйдем к границам.

— Коли напрямик и без приключений, — задумчиво прибавил Хлыст.

Малик кивнул и вновь повернулся ко мне.

— Наслышан, как вас в ангелы записали.

Вся компания при этом захохотала. Религиозностью здесь не пахло.

— Притворяешься? — спросил Малик.

Я выразительно развел руками, а на язык легла свербевшая мысль:

— Хочешь отбить Шурика? Сейчас он на лечении и в безопасности. У меня заложница.

— Ого. — Малика удалось удивить. — Возродил обычай аманатства?

— Дочка Варфоломеи. Так получилось.

Не рассказывать же, что заложницу навязали.

— С собой-то не потащишь? — сказал Малик. — Надо уходить. Если о нашей вылазке сообщили цариссе, гонец уже скачет к царберам. С ними не справимся.

— Царисса Дарья сидит в своей башне, ждет нападения.

— Что не мешает ей вызвать подмогу, — логично и не очень приятно для моего самомнения вставил Хлыст.

— Приводи Тому, — сказал Малик. — Нужно уходить.