Джордж Мартин - Буря мечей. Том 2

Это было уж слишком. Джон вырвался от друзей и один ушел в оружейную. В голове до сих пор звенело от удара Эммета. Сев на скамью, он зарылся лицом в ладони. «Почему я так зол? – спросил он себя, хотя это глупый вопрос. – Лорд Винтерфелла. Я могу стать лордом Винтерфелла. Наследником своего отца».

Но сейчас он видел перед собой не лорда Эддарда, а леди Кейтилин. Своими темно-голубыми глазами и плотно сжатым ртом она немного походила на Станниса. «Чугун – прочный, но хрупкий». Она смотрела на него так же, как бывало в Винтерфелле, когда он побеждал Робба на мечах, в арифметике или еще в чем-нибудь. «Кто ты? – всегда говорил этот взгляд. – Тебе здесь не место. Зачем ты здесь?»

Его друзья оставались во дворе, но Джон не чувствовал в себе сил выйти к ним. Он покинул оружейную через заднюю дверь и спустился по крутой лестнице в «червоточины», подземные ходы, соединявшие между собой все строения. Дойдя одним из коридоров до бани, он погрузился в холодную воду, чтобы смыть с себя пот, а потом залез в горячую ванну. От тепла боль в мышцах унялась, и ему вспомнились горячие пруды Винтерфелла, бурлящие в богороще. Теон сжег и порушил замок, но он все восстановит. Отец, конечно, хотел бы этого, и Робб тоже. Их огорчило бы, если бы замок остался в руинах.

«Не можешь ты быть лордом Винтерфелла, ты бастард», – снова услышал он голос Робба, и каменные короли заворчали гранитными языками: «Тебе здесь не место. Не место». Джон закрыл глаза и увидел сердце-дерево с бледными ветвями, красными листьями и мрачным ликом на стволе. Чардрево – сердце Винтерфелла, лорд Эддард всегда говорил так… но Джон, чтобы спасти замок, должен вырвать это сердце с древними его корнями и скормить голодному огненному богу красной женщины. «Я не имею права, – подумалось ему. – Винтерфелл принадлежит старым богам».

Эхо голосов под сводчатым потолком вернуло его в Черный Замок.

– Ну, не знаю, – с явным сомнением говорил кто-то. – Если бы я еще знал этого человека получше… Лорд Станнис не очень-то хорошо о нем отзывается.

– Когда это Станнис Баратеон говорил о ком-то хорошо? – Твердый голос сира Аллисера Джон узнал сразу. – Если мы позволим Станнису выбрать нам лорда-командующего, мы станем его знаменосцами во всем, кроме имени. Тайвин Ланнистер нам этого не забудет, а вы сами знаете, что в конце концов верх одержит он. Он уже побил Станниса однажды на Черноводной.

– Лорд Тайвин поддерживает Слинта, – боязливо вставил Боуэн Марш. – Я могу показать вам его письмо, Отелл. «Наш верный друг и слуга» – вот как он его называет.

Джон сел в ванне, и трое мужчин замерли, услышав плеск.

– Милорды, – с холодной вежливостью сказал он.

– Ты что здесь делаешь, бастард? – спросил Торн.

– Моюсь. Но я не хочу мешать вашему заговору и потому ухожу. – Он вылез из воды, вытерся, оделся и вышел.

Не представляя, куда деваться теперь, он прошел мимо сгоревшей башни лорда-командующего, где когда-то спас Старого Медведя от мертвеца; мимо места, где с печальной улыбкой на лице умерла Игритт; мимо Королевской башни, где они с Атласом и Глухим Диком Фоллардом ждали магнара с его теннами; мимо обгорелых остатков большой деревянной лестницы. Внутренние ворота были открыты, и он вошел в туннель под Стеной. Толща льда над головой давила его. Он миновал место, где сразились и вместе погибли Донал Нойе и Мег Могучий, и через новые внешние ворота снова вышел на бледный, холодный солнечный свет.

Лишь тогда он разрешил себе остановиться, перевести дух и подумать. Отелл Ярвик – человек не слишком твердых убеждений, не считая того, что касается дерева, камня и известки. Старый Медведь это знал. «Торн с Маршем наверняка заморочат ему голову, он поддержит лорда Яноса, и лорд Янос станет лордом-командующим. Что тогда мне остается, кроме Винтерфелла?»

Ветер, налетая на Стену, трепал его плащ. Ото льда шел холод, как жар идет от огня. Джон опустил капюшон на лоб и пошел дальше. Солнце уже клонилось к закату. В ста ярдах виднелось место, где король Станнис содержал своих пленников-одичалых, окруженное рвами, острыми кольями и высоким деревянным забором. Слева помещались три большие ямы, где победители сожгли всех погибших под Стеной вольных людей – от волосатых великанов до маленьких Рогоногих. Ничейная полоса осталась той же выжженной пустыней, покрытой застывшей смолой, но люди Манса оставили на ней свои следы: порванную шкуру, бывшую частью палатки, великанскую палицу, колесо от повозки, сломанное копье, кучу мамонтового навоза. На опушке Зачарованного леса, где прежде стояли шатры, Джон нашел дубовый пень и сел на него.

«Игритт хотела, чтобы я стал одичалым, Станнис хочет, чтобы я стал лордом Винтерфелла. Но чего хочу я сам?» Солнце садилось за Стену там, где она проходила по западным холмам. Джон смотрел, как ледяная громада окрашивается в красные и розовые тона заката. «Что предпочесть: быть повешенным лордом Яносом как предатель или отречься от своих обетов, жениться на Вель и стать лордом Винтерфелла?» Когда думаешь об этом такими словами, выбор кажется очень простым… а будь Игритт жива, он был бы еще проще. Вель ему чужая. Она, конечно, красавица, и ее сестра была королевой Манса, но все-таки…

«Мне придется ее украсть, чтобы добиться ее любви. Но все же однажды у нас могут родиться дети. Придет день, когда я смогу взять на руки своего родного сына». Сын – это то, о чем Джон Сноу даже мечтать не смел с тех пор, как решил провести свою жизнь на Стене. «Можно назвать его Роббом. Вель, конечно, захочет оставить у себя сына своей сестры, и он вырастет в Винтерфелле, как и мальчик Лилли. Сэму не придется лгать отцу, Лилли мы тоже найдем место, и Сэм сможет приезжать к нам каждый год. Сыновья Манса и Крастера будут братьями, как мы с Роббом».

Джон сознавал, что хочет этого. Он еще ничего на свете так не хотел. «Мне всегда этого хотелось, – признавался он себе виновато. – Да простят меня боги». В нем проснулся голод, острый, как драконово стекло. Голод… почти осязаемый. Он нуждался в еде, в мясе, в красном олене, пахнущем страхом, или в большом лосе, гордом и неуступчивом. Ему захотелось убить и наполнить живот парным мясом и горячей темной кровью. У него текла слюна при одной мысли об этом.

Джон не сразу понял, что с ним творится, а поняв, тут же вскочил на ноги.

– Призрак? – Он повернулся к лесу, и волк тихо вышел к нему из зеленого сумрака, дыша теплым белым паром. – Призрак! – Волк пустился бегом. Он похудел, но и подрос тоже. Он бежал почти бесшумно, только палая листва тихо шуршала под его лапами. Волк прыгнул на Джона, и они покатились по бурой траве и длинным теням, под зажигающимися звездами. – Где же ты пропадал, волчара? – спрашивал Джон, пока Призрак теребил его за руку. – Я уж думал, ты умер, как Робб, Игритт и все остальные. Я совсем тебя не чувствовал с тех пор, как перелез через Стену, даже во сне. – Лютоволк, не отвечая, лизал лицо Джона похожим на мокрую терку языком, и глаза его, отражая последний свет дня, сияли, как большие красные солнца.