Мэри Стюарт - Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница [сборник]

Александр поблагодарил слуг, и те с поклоном удалились. Мальчик взялся за кувшин, подал гостю салфетку и, похоже, готов был остаться прислуживать, но юноша по-быстрому отпустил и его. И даже после того, как мальчуган ушел и дверь за ним закрылась, принц не сразу подошел к столу.

Окно его комнаты выходило на внутренний двор замка. Проем был узким, но сквозь него неплохо просматривалась дорога, ведущая вдоль рва к мосту и к главным вратам. Шум водопада заглушал цокот копыт, но несколько мгновений спустя появились двое всадников – и поскакали прямиком к воротам. Однако, еще не доехав, натянули поводья и развернули коней – по-видимому, чтобы дождаться и поприветствовать двух других, что галопом нагоняли их. Только тогда раздался стук в ворота и крики, призывающие привратника.

Авангард королевиного отряда? Александр задумчиво отвернулся от окна, более, чем когда-либо, признательный судьбе за то, что вечер проведет в одиночестве.

В свете пылающего над вратами факела юноша разглядел на груди у второй пары всадников герб короля Марка Корнуэльского.

Основная часть отряда прибыла, когда Александр уже покончил с ужином. Отряд оказался многочисленным: три паланкина в сопровождении около двадцати вооруженных всадников и несколько вьючных мулов. Верховые слуги несли факелы, так что, несмотря на то что уже настала глубокая ночь, Александр видел из окна все как на ладони.

Королева, разумеется, едет в одном из паланкинов; наверняка в самом первом – в том, что влеком крепкими белыми мулами и поблескивает позолотой. Александр поискал глазами королевский герб Регеда, но тут же осознал: конечно, отвергнутая королева не имеет права ни на почести мужа, ни на его защиту. Нет, о защите речь не идет, кроме как о той, которую стража обеспечивает пленнику. Так что, и сердце юноши дрогнуло от волнения, вооруженный эскорт – это наверняка люди самого верховного короля. Александр не высмотрел ни знака, ни вымпела, но он слыхал, что щит у Артура гладкий и белый: дабы Господь начертал на нем свое слово, как говорили церковники. Что ж, подумал юноша, как бы то ни было, такие люди, как Артур – военный вождь и всеми признанный правитель объединенного и замиренного королевства, – не нуждаются в том, чтобы выставлять напоказ свое имя и заслуги; он выше, куда выше этого.

Вот так, сам того не сознавая, побуждаемый безотчетным мальчишеским преклонением перед героем, Александр сделал первый шаг в битве против зла, даже не подозревая о том, что зло существует.

На следующий день ему суждено было это обнаружить.

Спал он крепко, без сновидений и тревог, и пробудился спозаранку. Подоспели слуги, неся завтрак и свежую воду. А с ними – старый ключник Гриф: его прислала хозяйка справиться об удобстве гостя и пожелать ему доброго пути. Сама леди Лунед еще не вставала, объяснил старик и попытался, сколь можно деликатнее, дать понять, что когда встанет, то будет слишком занята, прислуживая своей царственной госпоже. Александр, которому уже не терпелось уехать, попросил передать леди Лунед его горячую благодарность и добрые пожелания, затем подкрепился, увязал приличную одежду в седельную суму вместе с остатками завтрака и спустился во внутренний двор.

Там царила суматоха: одни стражники ели, пили, поддразнивали хихикающих служанок, что подносили снедь и пиво; другие начищали оружие и занимались лошадьми и сбруей; конюхи замка расхаживали с ведрами и щетками, а сквозь ворота туда-сюда сновали торговки и местные селяне, принесшие товар на продажу.

Александр зашагал к конюшне, куда, как он видел, вчера увели его собственного скакуна. Там гнедой и обнаружился – поставленный в удобное стойло, он делил ясли с полудюжиной своих собратьев. Седло лежало на деревянной подставке у двери. Юноша потянулся было снять его, но тут вошел один из конюхов, опорожнил принесенное ведро и кинулся к Александру:

– Дайте мне, господин, я сам все сделаю. – Конюх забрал седло, забросил его на спину коня и нагнулся затянуть подпругу. – Красавец он у вас, прямо глаз не отвесть. Я давеча вечером сам его обиходил. Ну и устал же он, бедолага, – небось вы с ним немалый путь проделали? – но я плеснул ему теплого пойла из отрубей с капелюхой пива, и он все умял за милую душу. А теперь, ишь ты, совсем готов в дорогу. Далеко поедете-то, молодой господин?

– Еще не знаю. Вижу, сюда спозаранку деревенский люд нагрянул. Не слыхали, вода в реке все еще высоко стоит?

– Нынче утром вода заметно спала, так что не тревожьтесь, молодой господин. Теперь там, небось, по колено. Тропу по эту сторону никогда не затапливает настолько, чтобы не проехать; дорога хорошая, надежная. – Конюх ласково потрепал коня по крупу. – На север собрались, я так понимаю?

– Да, в Регед, а оттуда на северо-восток. – Александр, признательный слуге за заботу о гнедом, поболтал с ним минуту-другую, поблагодарил и взялся за повод, осчастливив конюха парой медных монеток.

Вывел коня во двор и зашагал к воротам, удостоившись разве что нескольких любопытных взглядов да приветливого «доброе утро» из толпы. Вознаграждать привратника он не счел нужным – просто подождал молча, пока тот откроет массивную створку. Перейдя пешком через мостик, юноша сел в седло и поскакал по тропе к северу от реки, направляясь к дороге, которую заприметил вчера, – той, что вела от разрушенного моста мимо монастырских строений.

Но туда он так и не доехал.

Трое приближенных королевы Морганы встали еще раньше Александра и отправились на охоту – промыслить для замкового стола чего-нибудь посущественнее, чем жирные гуси и каплуны, приношение местных поселян.

Охотники въехали в лес, одевавший склоны долины. Чаща была непролазная, деревья росли часто среди густого подлеска, и вскорости всадники вспугнули оленя. Точнее, стельную олениху, но преследователям, опьяненным травлей, до этого и дела не было. С гиканьем и смехом они спустили псов и поскакали сломя голову, не разбирая дороги, сквозь лес за оленихой, что мчалась вниз по склону к реке.

Вода хотя и сильно спала за ночь, но стояла еще высоко, и поток с шумом несся по камням. Так что Александр, что быстрым галопом ехал вдоль берега, звуков охоты не услышал. И тут внезапно из-за деревьев, что подходили здесь к самой воде, вылетела олениха и скакнула на дорогу в каких-нибудь трех дюймах от конского носа.

Вышколенного гнедого, столь же спокойного, сколь и резвого, напугать было непросто, но, резко остановившись на всем скаку, он неизбежно прянул и рванулся вбок, едва избежав столкновения с удирающей оленихой. И даже тогда Александр, возможно, справился бы с конем и усидел бы в седле, если бы скакун не отпрыгнул с тропы к самой кромке воды, где берег подмыло недавним разливом.