Хелег Харт - Двухголовая химера

Я вцепился в край острова, а ноги болтались над бездной, реальность с гулом и грохотом разделялась на фрагменты, которые перемешивались в непредсказуемом порядке. Появлялись даже острова с пейзажами, которых никак не могло быть в Острохолмье: заснеженные равнины, горные склоны с зелёной порослью, тропические леса, мимо проносились моря, древние руины и скалы, с которых низвергались водопады.

Сзади прямо на меня летел остров, я попытался быстро залезть, чтобы не дать себя расплющить, но только оторвал каменный блок, за который держался, и вместе с ним ухнул вниз.

Сердце ушло в пятки. Вселенская воронка вращалась передо мной, и вдруг я понял: это не вихрь, это – глаз! Крутящаяся, гипнотизирующая радужка, внутри которой таился зрачок непроглядной темноты. В воронке выло и грохотало, били молнии, мерцали вспышки, и весь этот хаос словно таращился мне прямо в душу, пытаясь разглядеть непонятно что. А я всё падал туда и падал, беспомощно размахивая руками.

И вдруг падение стало замедляться. Постепенно я перестал чувствовать бьющий в лицо ветер, а потом и вовсе завис в воздухе.

– Не дрожи, человече! – раздался мощный бесполый голос. – Сегодня не умрёшь ты.

Каждое его слово отзывалось в голове эхом.

– Как скажешь, – пробормотал я, балансируя в пустоте. – Ещё приказания будут?

– Ты дерзок, – усмехнулась воронка. – Но кто ты? Или, точнее... что ты?

– У меня те же вопросы, – снова не растерялся я, глядя в поглощающий реальность вихрь. – Иллюзию ты создал просто чудную, научишь?

– Иллюзию! – голос расхохотался. – Что ведаешь ты об иллюзиях, человече? Где видел правду ты?

Я повернулся, чтобы посмотреть наверх. Там всё так же мельтешили, перемешиваясь, островки реальности, которые теперь, со стороны, казались не больше, чем фрагментами рассыпавшейся мозаики.

– И то верно, – пробормотал я, изо всех сил стараясь ничему не удивляться.

– И что ж ты за создание? – прогудел голос, но спрашивал он как будто не меня. – Не видел раньше я таких. Похож на человека… а совсем не человек!

Воронка будто заглянула в меня – я это почувствовал. Словно склизкое щупальце, тонкое и покрытое не то волосами, не то мелкими ножками, пробежалось по внутренностям и мыслям. От омерзения меня едва не вывернуло, поэтому я пропустил реплику.

– И впрямь убить тебя нельзя без худа для себя! Так как же быть с тобой, что делать?

– Прости и отпусти, – ляпнул я, пытаясь подражать вычурной манере таинственного собеседника. – Куда ты дел моих друзей, иллюзионист?

– Целы они. Тебя лишь я забрал, – ответило Око, и вдруг сменило тему: – Мне ведомо, куда ты держишь путь. И ведомо, зачем.

– Да кто ты хоть такой-то? – не выдержал я. – Какое тебе дело до меня вообще?

– Уж дело есть! Опасен ты для всех и для всего. А я часть силы той, что миром дорожит.

– Опасен, – повторил я с сомнением. – Ещё бы знать, чем. А то все вокруг обо мне что-то знают, один я незнайка.

Какое-то время воронка молча сверкала молниями.

– Всему свой час, – обронил голос в итоге. – Возможно, победив врагов, ты истину постигнешь.

– Чьих врагов? – спросил я вяло, но меня словно не услышали.

– Пришелец тот, что Грогганом зовётся, недоброе замыслил. Не говорит он правды даже своему слуге. Его правления мир наш не переживёт.

– А ты пророк, что ли?

– Мне многое известно.

– Ну, надеюсь, тебе в таком случае известно, что мне до свечки, кто что переживёт.

– Судьба друзей тебя нисколько не заботит?

Я сжал губы, не найдясь с ответом. Подловил, сволочь.

– Погибать тебе нельзя.

Эта фраза прозвучала обычно и оттого намного более проникновенно. Я даже ненадолго задумался – а так ли я готов к смерти, как думаю?

И тут же, прислушавшись к звенящей внутри пустоте, сам же ответил: «Более чем готов».

– Чего тебе от меня надо?

– Благоразумия, – чуть не по слогам выговорил Голос. – Ты можешь быть полезен, и не только лишь себе. В тебе большая сила. Она поможет мир наш сохранить!

Я, подвешенный над колоссальных размеров вихрем, по сравнению с которым казался меньше песчинки, сварливо поинтересовался:

– А ты что, только фокусы показывать умеешь? Возьми да сам свой мир сохрани. Чем я-то тебе приглянулся? Обратись вон лучше к Литессе – она точно кинется в бой, ей не всё равно. Силёнок у неё не меньше, а уж опытом она мне даст такую фору, что…

– Сейчас каждый на счету, – перебил Голос. – И ты – не она.

Я закатил глаза. При всей дикости положения равнодушие ко всему и вся никуда не делось. Не знаю, на что рассчитывал этот неизвестный, но его увещевания для меня значили не больше, чем писк комара. А вот терпение стало заканчиваться.

Я подёргался, пытаясь сдвинуться с места, но безрезультатно. Тогда я прощупал вокруг себя Эфир – и тоже не нашёл, за что зацепиться. Раздосадованный, я в сердцах крикнул во вращающуюся пропасть:

– Чего ты ко мне привязался, а? Дай ты мне спокойно… дойти куда шёл!

– Дела твои верные, – вкрадчиво сказал Голос, – да настрой не тот.

– А что не так с моим настроем-то?

– К бессмысленной гибели он лишь ведёт.

– Ну хочу я сдохнуть, и что с того? Ты кто – божий серафим что ли? Засунь-ка свою праведность себе сам знаешь куда!

Воронка полыхнула чередой вспышек.

– Смерть твоя никому не поможет, – сказал Голос твёрдо. – Кроме наших общих врагов. И гибель мира лишь приблизит…

– Да ну и хрен на него! – не выдержал я. – Что мне твой мир?! Только и слышу: сделай то, сделай это – одни командиры кругом, такие умные, ум аж из ушей сыплется! Как-то раньше этот мир без меня обходился, и сейчас обойдётся! Кто вообще ведётся на эту чушь про его спасение? Кому это надо? Каждый только себя спасает!

– Так и ты себя спаси! – громыхнул Голос.

– Я уже сказал – поищи другого спасателя! – взревел я во весь голос. – Я ни в чьих играх участвовать не хочу. Нет у меня интереса в них, понимаешь? Кто бы ты ни был, чего бы ты не хотел, мне плевать. Ты тут изо всех сил пытаешься меня впечатлить, побудить к действию, но пока что мне только по морде тебе съездить захотелось! Хочешь в глаз получить? Давай, сворачивай представление, выходи!

Раздался оглушительный хохот.

– Давненько не говорили так со мной! Смешной ты, человече. Жаль, слушать не желаешь. Но ничего, я дам тебе первотолчок.

И вихрь вдруг завертелся быстрее, а меня, вопящего проклятья, швырнуло ему навстречу. Чернота в его центре становилась всё больше и будто бы даже чернее, я словно падал в Бездну. Вскоре уже весь свет остался позади, а тьма обрела плоть – она налипала на руки и ноги, текла по лицу, заливалась в горло. Я закричал, но не услышал свой крик: вязкая, как смола, темнота затекла в уши.

А потом всё исчезло.

Стало очень тепло. В воздухе витали лёгкие ароматы трав и благовоний, услаждая моё измученное миазмами Острохолмья обоняние. Из мрака постепенно проступил покрытый белым песком пляж, кажущийся голубоватым в свете Нира, справа шелестело и шептало сонное море, тихим прибоем омывая береговые камни. Слева, в полусотне шагов, начинались джунгли, в которых на все лады бренчали ночные цикады. Словом, где бы я ни оказался, здесь было хорошо.