Хелег Харт - Двухголовая химера

– Твой учитель был принципиальным человеком, – процедила Литесса. – За это я его уважала. Надеялась, что хотя бы характером ученик ему не уступит. А вместо этого получила несусветного глупца. Возможно, ещё и труса вдобавок. Который оправдывает свою трусость соображениями осторожности. Смотреть тошно.

С этими словами она встала и направилась в свою комнату.

– И плевать, – пробормотал я ей в спину.

Я ждал, что Рэн тоже что-нибудь скажет, но тот лишь отхлебнул из кружки и пошёл к остальным. Этим он мне всегда нравился – говорил только по необходимости. Именно поэтому его слова всегда весили больше, чем оскорбления и угрозы всевозможных Литесс.

Я протянул руки к огню, стараясь как можно скорее выбросить из головы этот разговор. Да, было у меня некое тревожное чувство – оно звенело чуть слышно над ухом, как надоедливый комар, но на этот раз я решил его игнорировать. Наверное, хоть раз в жизни нужно себе позволить проснуться утром без малейшего плана действий в голове.

Я вернулся к столу под взрыв смеха – Кир отмочил очередную шутку. Судя по всему, он сегодня был в ударе. Хотя, возможно, дело было в том, что гном опустошил уже полтора кувшина и на самом деле не пытался казаться смешным, но коварное вино не оставило ему выбора. С ног его такая доза не свалила, но язык развязала как следует.

Я сел рядом с Линой, она встретила меня улыбкой и сразу прижалась ко мне, положив голову на плечо. Я обнял её и к своему величайшему удивлению осознал, что именно об этом всегда мечтал.

Не так уж много мне, оказывается, требовалось для счастья. Уютное жилище, весёлые голоса друзей и тепло той, ради которой всё. И даже не важно, где, как, надолго ли – главное, что это есть, именно так, именно сейчас. Я неспешно попивал вино, постепенно хмелея, вдыхал запах волос Лины, вполуха слушал россказни гнома и старался до мельчайших подробностей запомнить происходящее, вобрать его в себя, присвоить навечно, чтобы никто и никогда не смог отнять у меня это воспоминание.

– Это ещё что! Как-то раз по пути в Нанторакку, – Кир перескочил к новой истории, ворочая основательно заплетающимся языком, – мы остановились в одном городке. Стоит он в землях кочевников, но на хорошем отшибе. Даже не знаю, можно ли это городом назвать, как по мне – просто огромная деревня. Так…

Гном прервался, чтобы опрокинуть в себя очередную порцию вина. Кружка оказалась пустой. Тогда он схватился за кувшин и присосался было к нему, но и тот показал дно. С выражением почти детской обиды на лице копатель уставился на пустой сосуд и, кажется, весь мир для него перестал существовать. На выручку пришёл Арджин, который движением опытного фокусника извлёк откуда-то ещё один кувшинчик и поставил его у Кира перед носом. Гном в момент оживился и влил в себя несколько глотков, после чего продолжил:

– Так вот, приехали затемно и сразу спать. Толком даже по сторонам не глядели. А утром, такие все отдохнувшие и в хорошем настроении, выходим мы пополнить запасы провизии. Громли, товарищ мой, успел только открыть дверь и сделать шаг. Всего один шаг! И тут – хрясь! Матерясь, падает он спиной в вот такенную лужу. Поскользнувшись на дерьме. Прямо перед дверью! Перед самым входом! Мы с парнями, естественно, начинаем ржать. Я смотрю на Громли, он пытается встать, и тут мимо пробегает стадо домашних свиней. Похрюкивают, повизгивают, довольные такие. А грязнющие! Один боровчик, видно, сильно спешил по своим поросячьим делам, да в спешке не заметил Громли. Тот только поднялся – и тут же снова в луже, только теперь лицом. Чтобы было понятно: лужа эта воняла так, словно вышла из мочевого пузыря главного дерьмодемона, а потом все твари Глубин ещё неделю в неё пердели. Клянусь бородой, словечки, которыми Громли покрыл потом этих свиней, даже мне ни разу в голову не приходили! Мы с приятелями его поднимаем сквозь смех, осторожно так, чтобы самим в навозе не изгваздаться, и все вместе идём дальше. Но с каждым шагом нам становилось всё больше не до смеха. Поняли – что-то не то творится в этом городишке. Везде грязь, вонь, сапоги скользят и разъезжаются, того и гляди сам в эту супесь навернёшься. Свиньи на каждом шагу, а людей что-то не видно. Кто-то из наших говорит: «Может, это свинячий посёлок?». Ему отвечают, мол, а дома они тоже для себя сами выстроили? Да и трактирщик, хоть и неприятный тип, а вроде без пятачка. В общем, похмыкали, почесали в затылках, пошли дальше. А когда дошли до поворота, встали, как вкопанные. Вот представьте: городок этот стоит в центре долины меж двух высоких гряд. В центре городка стоит церковь кочевников, ну, знаете, которая ещё как-то там по-другому называется. Перед ней – площадь, саженей сорок в поперечнике. В центре этой площади – вонючая лужа. А в самой середине этой лужи лежит, аки пуп земли, невообразимых размеров свин.

Арджин, который до этого лишь тихо посмеивался, заржал в голос. Мы с Линой напротив, тряслись от смеха почти беззвучно. Даже Рэн широко улыбался – интонации гнома, помноженные на его заплетающийся язык, невозможно было слушать невозмутимо.

– Я вам горами клянусь, если его забить – пир на сто человек закатить хватит! – для пущей убедительности копатель принялся размахивать руками. – Он и лежал там поди только потому, что ходить уже не мог! Представляете? В самой серёдке городка! Вот вам смешно, а у нас тогда глаза на лоб полезли. Мы ведь ещё подошли посмотреть! Глазеем стоим, а эта животина на нас ноль внимания. Громли зашёл к нему в лужу – чего ему терять, коли весь уже в дерьме – и отвесил архисвину душевного такого пинка. Хряк только морду чуть приподнял и так посмотрел на него – мол, дурак, что ли? Честное слово, так и было! Видали вы когда-нибудь таких наглых свиней? Вот и мы не видали. А знаете, что выяснилось, когда мы всё-таки выловили на улице одного местного мальчишку? Оказывается, в их городе свинья – священное животное, – гном со страшным видом поднял палец, – а потому пятачковым разрешается ходить везде, где им только заблагорассудится и делать всё, что придет в их священные головы. Вот где законы! Вот где торжество здравого смысла! Понятное дело, хрюшки в таких условиях вконец обнаглели и всё, что могли, загадили. И столько там этой вони и дерьма, что не удивлюсь, если у тех селян в головах вместо мозгов тоже перегной. Представляете, как они живут? Я вот так представляю: выходишь из дому с утра – валишься в грязь, разбавленную мочой, обнимаешь лежащую рядом свиноматку с выводком поросят, и спрашиваешь – кушать хочешь, маленькая моя? А она даже рыла в твою сторону не повернёт, потому что знает, что всё равно накормишь. И ты кормишь, а потом работать спокойненько идёшь. А если ей в голову взбредёт у тебя на крылечке понежиться, то вечером ты в дом полезешь через окно, потому что нельзя святую свинодушеньку беспокоить!