Хелег Харт - Двухголовая химера

– Зато мясо не переводится, – просмеявшись, сказал Арджин.

– В том-то и дело, что не едят они свинину! – возопил Кир, схватившись за голову. – У них там целый культ на этой почве! Мол, свинья очень близка к человеку, а братьев своих есть нельзя. Они у них своей смертью помирают! Если, конечно, зверьё лесное не задерёт или приезжие втихушку не уведут. А за покушение или паче того убийство свиньи там знаешь какие штрафы? Да за человека так не везде наказывают! Прикинь – ты поросю на хвост случайно наступил, а тебя в петлю за это!

– Друг, – заметил я, – это ты уже загнул.

– Ну вера у людей такая, – пожал плечами Рэн, то ли решив занять нейтральную сторону, то ли просто подтрунивая над гномом. – Ну да, она немного… странная… но вера же.

– Странная?! – Кир выглядел потрясённым до глубины души. – Сранная! Святые черти, да они бы ещё комаров священными сделали! Они же сами там как свиньи живут!

Сказав это, гном вдруг осёкся, и в глазах его мелькнул огонёк понимания.

– Так может у них там со свиньями и правда… – проговорил он значительно тише, – ну это… общие корни?

Придя к каким-то умозаключениям, гном замолчал и надолго присосался к кувшину. Мы с Линой смеялись, стараясь не упасть под стол. Рэн поперхнулся вином и пытался бороться с напавшей на него икотой, но из-за смеха получалось у него так себе. Арджин вытирал выступившие слезы, второй рукой держась за соседний стул.

В другой день я бы даже слушать эти россказни не стал, не то, что веселиться. Но сегодня мне – и не только мне – требовалась разрядка, требовалась позарез, поэтому мы смеялись. Не из-за смешной истории, а потому, что нам это было нужно, как воздух.

Мы сидели ещё долго, и, кажется, успели прикончить всё, что Арджин купил у хозяина. Кир куда-то пропал, я даже не заметил, когда именно. Рэн и Арджин, обнявшись, пели какую-то песню, и совершенно непонятно, откуда пуэри знал слова, если даже я их не знал. Мы о чём-то говорили с Линой, о какой-то ерунде, которую я тут же забывал. Помню только её голос, звучащий слаще любой музыки, и как касался щекой её щеки.

Потом один из голосов перестал петь. Оказалось, что Арджин более не в силах бороться с усталостью и откровенно клюёт носом в тарелку. Пуэри, который раскачивал их обоих в такт рифмам, заметил потерю товарища далеко не сразу и пропел ещё два куплета, пока мотающаяся голова сокола не смела со стола пустой кувшин. Рэн осоловевшим взглядом осмотрел черепки, потом потормошил за плечо Арджина, тот не отозвался. «Пора бы нам по койкам», – пробормотал охотник со вздохом. Мы с Линой переглянулись и согласились. Пока он тянул спящего товарища к кушетке, мы пожелали ему спокойной ночи и направились в последнюю свободную комнату.

Однако стоило нам лишь открыть дверь, как нас едва не смёл с ног знаменитый гномский храп. Кир лежал как упал: в одежде, поперёк двуспальной кровати, со свешенными вниз ногами.

Лина подошла к нему и аккуратно потрясла его за плечо.

– Кир, просыпайся…

– Вставай, косматая морда, – я добродушно пошлёпал Кира по щекам. – Ты спишь не здесь.

Не знаю, чья техника пробуждения подействовала, но гном, всхрапнув в последний раз, разлепил краснючие глаза:

– А? Кто?..

– Вставай, говорю, твоя кушетка в другой комнате, – повторил я, зажигая масляную лампу.

Наш доблестный копатель застонал и перевернулся на бок, явно намереваясь снова заснуть.

– Хоть разок… – пробубнил он. – На нормальной кровати…

– Там нормальная кровать, топай давай.

– Можно я лучше тут, с краешка…

– Нельзя, – ответил я. – Свалишься.

Гном промычал нечто нечленораздельное голосом, полным безнадежности, но всё же сполз с кровати и, прихватив покрывало, двинулся в сторону двери.

– Кир, – позвал я.

– М?

– Топор забери, – я кивнул на прислоненное к прикроватной тумбочке оружие.

Гном в очередной раз чертыхнулся, вернулся за своим драгоценным топором, с которым предпочитал вообще не расставаться, и с шумным сопением закрыл за собой дверь, оставив нас с Линой наедине.

Девушка тотчас повалилась на постель и, закрыв глаза, проговорила:

– Не хочу шевелиться.

Я улыбнулся, сев на край кровати.

– Понимаю. Но если ты не подвинешься, я не смогу лечь рядом.

Лина тотчас подвинулась, и мы улеглись: я – полусидя на подушках, она – положив голову мне на грудь.

– Даже не верится, – прошептала девушка. – Мы снова вместе. Знаешь, что? Я даже рада, что всё так сложилось.

– Несмотря на то, что тебя три месяца держали в заточении? – удивился я. – Тебе нравится, когда тебя избивают?

– Да со мной, вообще-то, хорошо обращались, – с легким недоумением сказала Лина. – На удивление.

– Я видел синяк у тебя на лице… – попытался возразить я, но Лина меня прервала:

– Это потому, что я пыталась бежать. Причём не в первый раз. После каждой попытки двое суток сидела в том карцере. В последний раз меня вообще даже в комнату не успели вернуть. Я напала на адепта и чуть его не покалечила. Вот он и не выдержал. Так его после этого куда-то отослали, приставили другого. А вообще меня и пальцем лишний раз не трогали.

– Действительно, на удивление, – сказал я, проведя пальцами по её руке. – Судя по всему, ты под приятным впечатлением от своего нахождения в Башне.

– Ну, чушь-то не мели. Были дни, когда я думала, что ты не придёшь – тогда я всё на свете проклинала. Но могло быть и хуже. Должно было быть хуже.

Мы задумчиво помолчали. Я чувствовал подвох, но просто не хотел его искать. Мне хотелось наслаждаться Линой, её присутствием и каждой её маленькой деталью, и это всё, что мне было нужно в тот вечер.

– Зато ты наконец сообразил, что к чему, – Лина подняла голову и, наткнувшись на мой непонимающий взгляд, добавила: – Перестал держать дистанцию.

– Да уж, было время поразмыслить, – улыбнулся я и обнял её крепче.

– Если бы я не угодила в плен, мы бы до сих пор только за ручки держались. Да, мыслитель?

– Я тебе говорил, что ты маленькая стерва?

– А зачем? Я это и сама знаю. Не за это ли ты меня любишь?

Я вздохнул, не ответив, и Лина злорадно хихикнула. На какое-то время воцарилось молчание, и полную тишину нарушало лишь подвывание ветра за окном.

– Как-то всё перепуталось, – сказала Лина изменившимся голосом. – Я ведь была обычным ребёнком. Жила с отцом. Потом его убили, и я стала бродягой. Потом научилась воровать. Потом проявился Дар, и моя жизнь уже стала походить непонятно на что. Потом появился ты, и всё опять перевернулось. Я стала ученицей чародея. А теперь выясняется, что отец мне вовсе не отец, а моя мать – тоже чародейка. Причём больше чародейка, чем мать… Даже не сказала мне, кто настоящий отец. И всё это накапливается, накручивается, как какой-то клубок, который уже не распутать. Да и многовато было перемен. Они даже по большей части хорошие, но я перестаю что-либо понимать в этой жизни.