Хелег Харт - Двухголовая химера

Оказалось, я вышел через заднюю дверь, поэтому перед собой увидел лишь несколько хозяйственных построек и за ними неровную полосу леса, что сплошным ковром покрывала холмы. С западной стороны небо всё ещё не потемнело до конца, поэтому мне удалось разглядеть вдали силуэты вершин Синих гор.

Здесь было тихо и спокойно. Буквально на миг я смог представить, что нет в моей жизни никаких Орденов, Грогганов, мытарства и бесконечного бегства, а есть тихая размеренная жизнь в глубинке, где ровным счётом ничего не происходит. И от этой мысли даже в груди защемило – так захотелось, чтобы выдумка оказалась правдой, а правда – выдумкой, которая родилась от скуки.

Я не торопясь обошёл корчму и вышел на обширный двор, который вполне мог претендовать на звание площади. С одной его стороны притулилась искусственная берёзовая рощица, где стояло несколько скамей, я уселся на одну из них, даже не потрудившись очистить сиденье от снега.

Кроме рощи двор по периметру обступали конюшня, сам постоялый двор, его боковое крыло, внушительных размеров склад и ещё какое-то строение, назначение которого мне так и не удалось опознать. С восточной стороны к площади вела дорога, вливающаяся в тракт. Судя по всему, летом здесь разворачивался настоящий рынок, а на постоялом дворе нередко останавливались важные персоны – иначе зачем в захолустной корчме такие удобства? Но сейчас площадь пустовала, за исключением пары телег да простенького экипажа. На улице, несмотря на не такой уж поздний час, не было ни души. Кто-то пел и хохотал в общей зале, откуда из окон лился ровный свет. Кто-то до сих пор возился и переговаривался в конюшне. Но снаружи сидел только я.

Именно поэтому я резко обернулся, когда услышал за спиной скрип снега.

– Это я, – сказал Рэн и сел рядом.

Пуэри оделся куда легче, чем я, но холод его будто бы не трогал. Сквозь тёплый нейратский нашейник едва заметно просвечивала желтоватыми отблесками анима – теперь заметить её представлялось возможным лишь в темноте.

– Восемнадцатая ступень, значит, – без вступления сказал он, разглядывая стоящий перед нами экипаж.

Я хмуро кивнул.

– Откуда такая бешеная асессия? Дай-ка посчитаю, – пуэри замолчал на несколько секунд. – Твоя сила увеличилась минимум в семьсот двадцать девять раз. За сутки. – Рэн перевел взгляд на меня и сделал многозначительную паузу. – Ничего не хочешь мне сказать?

– Очень хотел бы. Сам не знаю, как это объяснить, – ответил я, соображая, как бы повыгоднее сменить тему.

– Да как же тут объяснишь? – продолжал пуэри, усмехнувшись. – Так же просто не бывает. По всем законам так быть не должно.

– Знаешь, – мне вдруг стало смешно, – с тех пор, как мы с тобой встретились, и ты истолковал мне реакцию Оракула, нас такое уже удивлять не должно. Чего с меня взять, если я даже появился на свет непонятно как?

– Это да, – согласился охотник. – Но ты что, просто закроешь глаза на это невероятное изменение?

– А что ещё мне прикажешь с этим делать? У меня версий нет. А у тебя?

Пуэри вздохнул, отвернулся и долго смотрел в звёздное небо. Я последовал его примеру. Спустя пару минут он снова заговорил:

– Какое-то событие, произошедшее за последние сутки, спровоцировало тысячекратную асессию. Надо понять, какое.

«Ты ещё не знаешь, что это не первый случай, – подумал я, решив пока не раскрывать своих догадок. – И что тогда тоже случилось нечто, заставившее меня прыгнуть выше головы».

– Когда-нибудь всё разъяснится, – изрёк я, сам поразившись туманности фразы.

– У меня для тебя есть новости, – сказал пуэри, и я понял, что речь сейчас пойдёт о чём-то совершенно ином.

– Надеюсь, не плохие.

– Тут как посмотреть, – уклончиво отозвался Рэн, блуждая взглядом перед собой.

– Не томи уже, – вздохнул я.

– Ты часом не знаешь, кто отец Лины?

Моя голова сама по себе повернулась в его сторону.

– До сегодняшнего дня думал, что это тот человек, которого упомянула Литесса. Но, судя по её же словам, он просто был приставлен к девочке в качестве охранника.

– Тут ты, скорее всего, прав, – охотник поморщился. – Но настоящего отца Литесса мне так и не назвала.

– Ты спрашивал? – я удивился.

– Да, – пуэри опустил глаза. – Я наблюдаю за Линой с момента нашей встречи. Сначала я не мог понять, что меня настораживает, но когда понял, молчать уже не смог. Спросил. Литесса только посмотрела на меня и сквозь зубы выдавила: «Не твоё дело». Мне показалось, эта тема ей вообще неприятна. Тогда я спросил: «Он хотя бы человек?». Вместо ответа на меня посмотрели, как на идиота.

– Не пойму, к чему ты клонишь? – спросил я, начиная закипать. – Ты можешь мне нормальным языком сказать, что не так с Линой?

– Ты не заметил, что ли? – удивился Рэн. – Она же наполовину пуэри!

– Чего? – теперь я посмотрел на охотника как на идиота. – Нет, исключено. Прости, друг, я знаю, что ты хотел бы в это верить, но пуэри тут не при чём.

– Да ну?

– Она обычная девчонка с Даром, – сказал я с нажимом. – И была ей с момента нашей встречи.

– Обычная дочь архимагессы Ордена, – усмехнулся охотник. – Да ты просто посмотри на неё! Цвет глаз. Необычная для человека сила. Даже в чертах лица есть что-то нечеловеческое! Может она и казалась тебе обычной, но теперь-то разуй глаза!

– Да обычная она, – повторил я менее уверенно, перебирая воспоминания о Лине начиная с самой встречи. – Была. Пока мы не попали в тот храм. Кстати! – меня осенило. – Может ты мне объяснишь, что там произошло?

Пришлось подробно рассказать ему о событиях той ночи, когда Лина обзавелась пятном на ауре, а я – головной болью, с ним связанной. Рэн слушал не перебивая, но лицо его то мрачнело, то бледнело, то выражало радость, и я отчётливо видел, что ему есть, что сказать.

– Тогда всё понятно, – бросил он, стоило мне закончить. – Хорошие новости, очень хорошие.

Он едва не прыгал на месте от нетерпения. Никогда не видел его таким.

– Ну и?!

– Это был не храм, – сказал он, безуспешно пытаясь задавить лезущую на лицо улыбку. – То, что ты описал, очень похоже на усыпальницу, построенную моим народом.

– Поясни, – поторопил я, плотнее кутаясь в шубу.

– Наши храмы строились не на земле, а на самых высоких из воздушных островов, потому что там мы ощущали себя ближе к Творцу. Усыпальницы, напротив, строились как можно ближе к поверхности земли или даже под ней – потому что там спокойнее душам, отдыхающим после жизни в теле.

– Э-э-э… извини… «после жизни в теле»?

– Для вас это звучит странно, я знаю, – кивнул Рэн. – Каждый орумфаберец готовился к смерти заранее. Нам хватало прожитых лет, поэтому, когда телу наставало время умирать, пуэри спускался в усыпальницу, ложился на алтарь, где Говорящий-С-Душами извлекал его душу и погружал в сон. Тело после этого сжигали, а души оставались в блаженной неге на сотни и тысячи лет.