Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

— Не пьёт.

— Теперь пьёт.

В направленном на убийцу взгляде капитана будто полыхнул далёкий огонь, словно маяк, предупреждавший: впереди рифы.

— Что-то сильно не в порядке, как я понимаю, — тихо пробормотал Калам.

— У капитана голова набекрень, это факт. На языке одни колючки, а рядом уши, как жёлуди под дёрном, готовые прорасти. Прорасти.

— Ты бы мне сказал, если бы мог.

— Что сказал? — Он потянулся к кубку дрожащей рукой. — Чего нет, того не удержишь, всегда говорю. И в буре не удержишь, смотри, желудь покатился, как лот вниз пошёл.

— Руки твои, похоже, зажили неплохо.

— Да, неплохо. — Капитан отвёл взгляд, будто разговор его окончательно вымотал.

Убийца поколебался, затем всё же сказал:

— Я слыхал про один Путь…

— Кролики, — пробормотал капитан. — Крысы.

— Ладно, — вздохнул Калам, поднимаясь. — Найдём тебе настоящего целителя с Дэнулом, когда попадём в Фалар.

— Быстро туда идём.

— Ну, да.

— На пассатах.

— Да.

— Только нету никаких пассатов так близко от Фалара.

Калам поднялся на палубу, на миг подставил лицо солнцу, а затем поднялся на бак.

— Как у него дела? — поинтересовался Салк Элан.

— Плохо.

— Такое бывает, когда голова пострадала. Стукнут по темечку, а потом будешь руку и сердце собственной собачке предлагать.

— Посмотрим в Фаларе.

— Нам сильно повезёт, если найдём хорошего целителя на Бантре.

— Бантре? Худов дух, зачем нам Бантра? Крупные острова всего в нескольких лигах дальше!

Элан пожал плечами.

— Родной порт «Затычки», как я понял. Если ты не заметил, наш теперешний первый помощник живёт в плену суеверий. Он — легион моряков-невротиков в едином теле, Калам. Тут его никак не переубедить — Худ свидетель, я пытался.

Разговор прервал крик вперёдсмотрящего.

— Паруса! Два нагеля влево от кормы! Шесть… семь… десять — благослови нас Беру, флотилия!

Калам и Элан подошли к левому борту на баке. Пока что они ничего не видели, кроме волн.

Первый помощник закричал с верхней палубы:

— Какой у них курс, Грызун?

— На север идут! И к западу. Пройдут точно у нас за кормой!

— Примерно через двенадцать часов, — пробормотал Элан, — на всех парусах.

— Флотилия, — пробормотал Калам.

— Имперская. Это адъюнкт Тавор, друг мой. — Он повернулся и натянуто улыбнулся убийце. — Если ты думал, что крови у тебя на родине пролилось уже довольно… что ж, слава богам, мы плывём в другую сторону.

Теперь уже на горизонте показались первые паруса. Флот Тавор. Транспорты с конями и пехотой обычно оставляют за собой след длиной в лигу — мусор, нечистоты, трупы людей и животных, акулы и дхэнраби в волнах. Каждый длительный морской переход привозит на место армию злую и рвущуюся в бой. Наверняка до них уже дошло довольно вестей о жестокостях, чтобы выжечь всякую жалость в душах .

— Голова змея, — тихо проговорил Элан, — на длинной, гибкой шее Империи. Скажи, Калам, неужели в глубине души — как старому солдату — тебе не хочется стоять сейчас там, на палубе, и смотреть с ленцой и любопытством на одинокий торговый корабль, идущий в Фалар, и чувствовать, как внутри тебя вызревает тихая, смертоносная решимость? Плыть, чтобы привести в исполнение наказание, которое Ласиин всегда назначает, как и подобает Императрице, — десятикратно. Не разрывает ли тебя сейчас на две части, Калам?

— Не тебе копаться в моих мыслях, Элан, что бы там ни подсказывало буйное воображение. Ты меня не знаешь и никогда не узнаешь.

Тот вздохнул.

— Мы дрались бок о бок, Калам. Показали себя смертоносной командой. Наш общий друг в Эрлитане подозревал о твоих замыслах — подумай, насколько выше станут твои шансы, если рядом буду я…

Калам медленно обернулся к Элану.

— Шансы на что? — проговорил он едва слышным голосом.

Салк Элан пожал плечами — легко, беззаботно.

— На что угодно. Ты просто не умеешь работать в команде, да? Прежде был Быстрый Бен, а до него — Порсал К’настра, в доимперские времена, в Карашимеше. Худ свидетель, всякий, кто занялся бы твоей историей, Калам, мог бы решить, что ты очень выигрываешь от работы в команде. Ну, что скажешь?

Убийца ответил, медленно прикрывая веки:

— А почему ты решил, что я сейчас один, а, Салк Элан?

На краткий, но чрезвычайно приятный миг Калам увидел, как неуверенность исказила черты Элана, но затем оно снова стало непроницаемым.

— И где же прячется твой товарищ? В «вороньем гнезде» с этим сомнительно названным вперёдсмотрящим?

Калам отвернулся.

— Где же ещё?

Уходя, убийца чувствовал спиной пристальный взгляд Салка Элана. Гордыня у тебя такая же, как и у всех магов, дружок. Уж прости, обожаю её обламывать по краям .

Трут Сэн’ал’Бхок’арал. Тропа

Они обнаружили четыре трупа у вырвавшегося из земли корня, за которым маячил вход в лабиринт. Тела были смяты, руки и ноги переломаны, тёмные балахоны перекручены и пропитаны засохшей кровью.

Узнавание обрушилось на Маппо глухо и тяжело — подтверждение тому, что он давно уже подозревал. Безымянные… Жрецы Азатов, если у таких сущностей вообще могут быть жрецы. Сколько же холодных рук привели нас сюда? Я… Икарий… два изогнутых корня… ползут в Треморлор …

Икарий хмыкнул и шагнул вперёд, не сводя глаз со сломанного посоха, который лежал рядом с одним из тел.

— Я уже видел подобные, — сказал он.

Трелль нахмурился.

— Как? Где?

— Во сне.

— Сне?

Ягг улыбнулся уголком рта.

— О да, Маппо, даже мне снятся сны. — Он снова посмотрел на мертвецов. — Начиналось так же, как и все остальные такие сны. Я с трудом ковыляю куда-то. Мне больно. Но на мне нет ран, а на оружии — крови. Нет, боль внутри меня, как от знания, которое некогда приобрёл, а затем вновь утратил.

Маппо смотрел в спину другу, пытаясь понять его слова.

— Я выхожу, — сухо продолжил ягг, — на окраину города. Трелльского города на равнине. Он уничтожен. Следы чародейства пятнают землю… воздух. На улицах гниют тела, на поживу слетелись Великие во́роны, их хохот — голос зловония.

— Икарий…

— Затем появляется женщина, одетая так же, как эти. Жрица. Она держит в руках посох, из которого до сих пор сочится губительная сила. «Что же ты сделала?» — спрашиваю я. «Только то, что было необходимо», — тихо отвечает она. Я вижу на её лице сильный страх, когда она смотрит на меня. Это меня огорчает. «Ягг, ты не должен бродить по миру один». Эти слова пробуждают ужасные воспоминания. Образы, лица — спутники, бессчётное число. Будто я редко странствовал один. Мужчины и женщины путешествовали со мной, иногда поодиночке, иногда легионами. Эти воспоминания наполняют меня горечью, будто я каким-то образом предал одного из этих спутников. — Он замолк, и Маппо заметил, что ягг медленно кивает. — Теперь я понимаю. Все они были стражами, как и ты, Маппо. И все они потерпели неудачу. Возможно, погибли от моей руки. — Он встряхнулся. — Жрица видит то, что написано у меня на лице, её собственное лицо становится отражением моего. Затем она кивает. Её посох расцветает чародейством… и я иду по безжизненной равнине, один. Боль ушла — на её месте в сердце теперь пустота. Я чувствую, как воспоминания рассыпаются… утекают… я чувствую, что видел только сон. И просыпаюсь. — Ягг обернулся и одарил Маппо ужасной улыбкой.