Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Однако никто из присутствующих не был уверен, что правильно расслышал слова.

Он блуждал среди белесо-серых колышущихся теней, постепенно начиная осознавать себя и вспоминать: Антурин, битва, в которой его, кажется, ранили. Только вот воспоминания эти не вызвали ничего, кроме апатии, безразличия. Они на миг всплывали на поверхность сознания и тут же, за ненадобностью, тонули в черной бездне вялого равнодушия.

Кажется, раньше он правил какой-то страной. Кажется, очень сильно мечтал кого-то убить. Кого? Аданэя? Кто такой Аданэй? Ах, да, его брат. Но сейчас убивать кого-то было просто лень. К чему это все? Да, еще он помнил какую-то женщину: почему-то раньше он очень о ней волновался. Но сейчас и это не имело значения.

Элимер — он только что вспомнил собственное имя — чувствовал лишь неизбывную усталость. Хотелось одного — рухнуть на землю и заснуть. Но вот незадача — земли под ногами не было, только шевелилась, поднимаясь до самых колен, вязкая хмарь. Она напоминала не то студень, не то невнятного происхождения жижу. Сколько он так блуждал — неизвестно: в мире теней не существовало времени.

«Мир теней, — безучастно подумал он, — вот, где я очутился. Я умер», — но даже эта мысль не вызвала внутреннего отзвука.

Слева от себя Элимер заметил что-то вроде тропки, рассекающей сумрачную топь, и двинулся к ней. Что-то шлепало, хлюпало, чавкало под ногами. Словно тысячи незримых губ всхлипывали: «Кто ты? Зачем ты? Куда ты?»

Тропка находилась близко, но сколько Элимер ни шел, ему казалось, будто она не приближалась. Пока в единый миг не обнаружил, что уже стоит на ней. На туманной тропе, которой проходили мертвые. Тропе, по которой теперь предстояло пройти и ему.

Стоило осознать это, как все вокруг изменилось — преобразилась сама реальность. Исчезло призрачное болото и окружающее напомнило привычный мир, вот только в мире этом перепутались все времена. Во мгле Элимер увидел отца, тот кричал: «Ты проиграл илиринцам! Не смог удержать крепость! Какой из тебя кхан?! Какой воин? Ты — мой позор! Лучше бы не рождался вовсе!»

«Убирайся! — огрызнулся Элимер, которого потихоньку отпускала апатия. — Тебя здесь нет, ты не существуешь! Ты давно уже на той стороне!»

И мать со словами: «Элимер, родной, ты весь в крови. Тебя ранило? Кто посмел ранить тебя, мой сын, мой любимый сын».

«Мама, я скучал по тебе…» Но и она исчезла.

Элимер видел и другие образы: мертвецов, связанных с ним при жизни. Воинов, убитых в бою. Зарину, которая выкрикивала проклятия. Но эти лики выглядели куда бледнее и быстро исчезали из памяти.

Лишь одно видение заставило его задержаться и замедлить шаг. Чернеющий бор, болотистая гнилостная почва, с голодным урчанием проглатывающая ноги. Вдали — полуразрушенная лачуга, покрытая сизой плесенью. Одна стена в ней полностью отсутствовала, и в образовавшемся отверстии виднелся какой-то человек. Он замедленными движениями раскачивал колыбель. Элимер приблизился, но представшая глазам картина заставила его отпрянуть. В человеке он узнал Аданэя. Это брат бережно качал колыбель. А в ней белели младенческие кости.

«О Боги, что он делает?! Зачем он это делает?»

За плечом заухал филин, и в этом уханье Элимеру почудился ответ: «Баюкает мертвое дитя».

«Что?»

Но уханье повторило: «Качает мертвого ребенка».

Словно ощутив чужое присутствие, Аданэй — или его призрак — обернулся. И вот тут Элимер не совладал с охватившим его ужасом, ибо не глаза смотрели на него, а пустые провалы глазниц, черные ямы. Он услышал глухой, словно доносящийся из-под земли голос: «Убей меня, Элимер. Убей. Я и так уже мертв».

И Элимер не выдержал. Хрипло закричал и бросился прочь от лачуги и Аданэя, который казался больше, чем просто мертвым!

Но тропа куда-то исчезла или закончилась, а перед ним распростерлась широкая неторопливая река. И тут же пропали нехорошие видения, замолкли голоса и всхлипы, а застывший воздух пришел в движение. Дохнуло свежестью реки, ароматом трав и сосен — теми запахами, которые он любил больше всего. А вслед за запахами преобразилось и все остальное. Река, деревья, небо (или нечто, напоминающее его) окрасились в сочные цвета. Элимер рассмеялся, потому что со всей отчетливостью осознал — там, за Рекой, еще лучше. Надо только переплыть ее. Он уже сделал шаг к воде, но мощный порыв ветра отбросил его назад. А в следующую секунду Элимер понял, кто вызвал этот ветер: в воздухе медленно воплощалась женщина. Она запрещающим жестом раскинула руки и крикнула:

— Стой! Не смей! Тебе нельзя туда! Рано! С той стороны даже я не смогу тебя вернуть!

В глазах незнакомки Элимеру почудилась явная тревога.

— Кто ты? — нахмурившись, спросил.

— Мое имя тебе ни о чем не скажет, — отозвалась она. — Но ты должен послушать. Ты не можешь уйти, — кажется, женщина немного успокоилась, когда поняла, что Элимер не перейдет реку прямо сейчас, а сначала поговорит с ней.

— Даже я не могу предвидеть все… — пробормотала она. — Если бы я знала, что все получится именно так… так глупо… то я бы не стала… — она оборвала сама себя, и голос ее вновь обрел твердость:

— Ты не можешь уйти сейчас, Элимер. Сначала ты должен выполнить предначертанное.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Мне известно о тебе многое, кхан Отерхейна. И я говорю — ты должен вернуться к своим людям, в свою страну.

— Нет. Я ухожу за реку. Так я решил.

Он шагнул вперед, лицо женщины перекосилось в болезненном беспокойстве, она снова воскликнула:

— Стой!

— Ты не можешь мне помешать. Я вижу, в этом месте даже ты не в силах удержать меня.

— А ты сообразительней своего брата, — она мимолетно усмехнулась и задумчиво добавила. — Один умный, другой красивый — совсем как в старых сказках.

Но тут же отмахнулась от своих же слов:

— Однако не о том речь. Вспомни, своего врага — Аданэя! Неужели ты допустишь, чтобы он торжествовал? Чтобы смеялся над тобой? Он будет гаденько ухмыляться этой своей усмешкой, но ты не сможешь стереть ее с его лица.

— Мне нет до него дела, — пожал плечами Элимер, но уже без прежней уверенности.

Заметив его колебания, незнакомка продолжила еще воодушевленнее:

— А что он сделает с твоей женой? Ты ведь помнишь ту, которая зовется Белой Кошкой? Стоит тебе уйти — и всему придет конец. Ты больше никогда не обнимешь ее. Никогда не возьмешь на руки своего сына, а он никогда не назовет тебя отцом. Впрочем, если тебя это утешит, Аданэй не убьет твою жену — он ее очарует. Ты ведь знаешь его силу? И твоя айсадка не только забудет тебя, но и проклинать начнет. А что он сделает с твоим сыном? Может, обратит в раба. А может, умертвит. Тебя и это не волнует? Неужели твой отец говорил правду, называя тебя слабым мальчишкой, не достойным трона?