Генри Пайпер - Звездный меч (сборник)

Человек, как и любой другой объект, определяется по его структуре — матрице. Матрица человека, а в особенности его мозга, невероятно сложна. Однако природа смогла уместить ее в такую крошечную клетку, что ее нельзя увидеть невооруженным глазом.

Что может Природа — может и Человек. Мы не знаем, сколько времени на это потребовалось… может, миллион лет, — ну и что? В результате наши предки научились анализировать и хранить информацию, дававшую возможность идентифицировать любое человеческое существо, и использовать эту информацию для воспроизведения оригинала так же, как ты только что сделал эту кушетку.

Я знаю, тебя это интересует, но не могу точно ответить, как это делается. То, как хранится информация, — неважно. Только она сама имеет значение. Она может иметь форму слов, написанных на бумаге, изменяющихся магнитных полей или разновидностей электрического разряда… Человек использует не только эти методы хранения, но и многие другие. Достаточно сказать, что давным-давно люди научились сохранять самих себя или, чтобы быть более точным, бесплотные матрицы, по которым они могли быть снова возвращены к жизни.

Тебе это известно. Именно таким образом наши предки дали нам бессмертие и избежали тех трудностей, которые возникают при исчезновении смерти. Тысячу лет в одном теле — достаточно долгий срок для любого человека. К концу срока ум переполнен воспоминаниями, и человек ищет только одного — отдыха или нового начала.

Скоро я буду готов покинуть эту жизнь. Я буду перебирать свои воспоминания, выбрасывая все то, что не хочу оставлять. Потом я войду в Пещеру Творения, но через дверь, которой ты никогда не видел. Это старое тело и дух перестанут существовать, и ничего не останется от Джесерака, кроме мириад электронов, застывших в кристаллическом ядре.

Я буду спать, Элвин, и спать без сновидений. А потом, возможно, через сотни тысяч лет, я окажусь в новом теле и встречу назначенных мне опекунов. Они будут заботиться обо мне так же, как Эристон и Этания о тебе, потому что на первых порах я не буду ничего знать о Диаспаре, и у меня не будет никаких воспоминаний о том, кем я был раньше. К концу моего несовершеннолетия память медленно возвратится ко мне, она заполнит мой мозг, и я буду готов к новому циклу существования.

Так развиваются наши жизни, Элвин. Мы много раз были здесь прежде, хотя интервалы небытия изменяются в зависимости от довольно случайных законов. Теперешнее население города никогда не повторится. У нового Джесерака будут новые друзья, новые интересы; но старый Джесерак — в той степени, в какой я захочу его сохранить, — тоже будет существовать. Но это не все. В любой момент только сотая часть населения Диаспара живет и ходит по улицам. Огромное же большинство дремлет на Берегах Памяти и ожидает сигнала, по которому они вновь возникнут из небытия. Поэтому существует непрерывность и изменчивость — бессмертие, а не застой.

Я знаю, что тебя интересует, Элвин. Ты хочешь знать, когда ты вспомнишь то, что осталось от твоих прежних жизней — ведь именно этот процесс происходит теперь с твоими товарищами. У тебя этих воспоминаний нет. Ты — Уникальный . Мы пытались это держать в секрете, сколько могли, чтобы ничто не омрачало твое детство. Хотя мне кажется, ты кое о чем уже догадался. Мы и сами не могли предположить ничего подобного. Только пять лет назад начали мы понимать то, что теперь абсолютно ясно.

Таких, как ты, Элвин, со времен основания Диаспара была всего горстка. Может быть, ты спал на Берегах Памяти все это время, а может быть, ты был создан только двадцать лет тому назад, благодаря какой-то редкой мутации. Возможно, тебя запланировали создатели города с самого начала с какой-то неизвестной целью или ты возник случайно и без всякого предназначения — мы не знаем. Но одно мы знаем точно: ты, Элвин, единственный из всей человеческой расы, никогда не жил прежде. Другими словами, ты единственный ребенок, который родился на Земле за последний миллион лет.

Когда Джесерак с родителями исчезли, Элвин лег и в течение долгого времени пытался ни о чем не думать. Он закрыл пространство комнаты вокруг себя, чтобы никто не мог помешать.

Нет, он не спал; сон — это состояние, которое он никогда не испытывал; оно принадлежало миру, где существует день и ночь, а здесь был вечный день. Однако это было наиболее близкое состояние к тому, забытому, и хотя это было не так уже важно, он знал, что именно оно поможет ему сосредоточиться.

Он узнал не так уж много нового. Почти обо всем, о чем рассказал Джесерак, он догадывался. Но одно дело догадываться, а другое — когда догадка подтверждается и ничего уже нельзя опровергнуть.

Как это может отразиться на его жизни, если отразится вообще? Этого он не знал. Состояние неуверенности было совершенно новым для него. Если он не сможет полностью слиться с жизнью Диаспара, какое это будет иметь значение? Но если не удастся в этой жизни, может, он достигнет этого в следующей или какой-то иной?

Мысль только формировалась у него в мозгу, но Элвин уже отказался от нее. Диаспара вполне достаточно для всего остального человечества, но только не для него. Он не сомневался в том, что можно прожить тысячи жизней и не узнать всех чудес города и не испытать все разнообразные ощущения, которые тот мог дать. Все это получить можно. Но не достигнув большего, он никогда не будет удовлетворен. Осталась только одна нерешенная проблема: чего именно ?

Вопрос, не имеющий ответа, вывел его из состояния прострации. Элвин не мог дольше оставаться здесь, пока находился в таком неуравновешенном состоянии. Существовало только одно место в городе, где он мог обрести спокойствие.

Стена, чуть поблескивая, частично растворилась, и Элвин вышел в коридор. Поляризованные молекулы создавали сопротивление при ходьбе, как будто легкий ветер дул в лицо. Существовало много способов, при помощи которых он был бы доставлен к цели, однако Элвин предпочел идти. Его комната находилась около главного городского уровня. Короткий проход вывел его к спиральному спуску, а оттуда — прямо на улицу. Он не воспользовался движущейся дорожкой, а пошел по узкому тротуару — довольно эксцентричный поступок, если учесть, что ему нужно было пройти несколько миль. Но Элвину нравилось это упражнение, так как оно успокаивало мозг. Кроме того, вокруг встречалось столько интересного, что было жаль проскакивать мимо последних чудес Диаспара, тем более, если перед тобой вечность.

Среди художников города (а в городе каждый был художником в тот или иной период жизни) существовал обычай: выставлять свои творения вдоль движущихся дорожек. Таким образом, проезжающие имели возможность любоваться этими работами. Уже через несколько дней все население города могло критически обозреть все мало-мальски достойные произведения и высказать свою точку зрения о них. Окончательный приговор выносился очень скоро: он записывался автоматически при помощи специальных средств для выяснения общественного мнения, которые никто и никогда не мог ни подкупить, ни обмануть, хотя попытки делались. Так решалась судьба каждого произведения искусства. Если большинство высказывалось “за” — матрица шедевра заносилась в память города, и любой житель в любое время мог получить репродукцию, совершенно неотличимую от оригинала.