Генри Пайпер - Звездный меч (сборник)

Однако, оторвавшись от бесплодного, хотя и будоражащего ум забвения, он вернулся к проблеме, стоящей перед ним. Если небо недостижимо, а путь по земле закрыт, что же тогда остается?

Он снова вернулся к исходной точке. Без посторонней помощи, одними собственными силами он двигаться дальше не мог. Этот факт признавать было неприятно, но и отрицать не позволяла честность. Неизбежно его мысли вернулись к Хедрону.

Элвин не мог решить для себя, нравится ли ему Шут. Он был очень рад, что они встретились, и благодарен Хедрону за помощь, понимание и симпатию, которые тот к нему проявлял во время поисков. Ни с кем в Диаспаре у Элвина не было столько общего. Однако у Хедрона были некоторые качества, которые Элвина раздражали. Может, из-за того, что Хедрон ко всему относится с ироничной отчужденностью, у Элвина иногда возникало ощущение, будто тот тайно подсмеивается над его попытками — даже в те моменты, когда, казалось, Хедрон делает все, чтобы помочь. Именно поэтому, а также из-за собственного упрямства и чувства независимости, Элвин решил обратиться за помощью к Шуту только после очень долгих колебаний — как к самому последнему средству.

Они договорились встретиться в небольшом круглом дворике недалеко от Здания Совета. В городе было много таких закрытых мест, всего лишь в нескольких шагах от людных магистралей, как бы полностью отрезанных от окружающего мира. Обычно к ним можно было добраться только пешком и достаточно поплутав. Иногда они находились в центре какого-нибудь продуманно-запутанного лабиринта, что и обеспечивало полную обособленность. То, что Хедрон выбрал для встречи именно такое место, было характерно для него.

Пространство дворика едва ли превышало пятьдесят шагов по диагонали и было частью одного из громадных зданий. Однако казалось, оно не имело никаких видимых границ, так как окружающие его стены были сделаны из лучистого голубовато-зеленого материала, слабо мерцавшего внутренним светом. Несмотря на то, что видимых границ не существовало, дворик был спроектирован так, что чувства опасности потеряться в бесконечном пространстве не возникало. Низкие стены — не выше груди — не сплошные, а с проходами, через которые мог войти и выйти человек, создавали впечатление надежного убежища, без чего никто в Диаспаре не мог жить счастливо.

Когда Элвин пришел, Хедрон изучал одну из стен. Она была покрыта причудливой мозаикой из разноцветных плиток, и рисунок был таким запутанным, что Элвин даже и не пытался распутать его.

— Посмотри на эту мозаику, Элвин, — сказал Шут. — Ты ничего необычного не замечаешь?

— Нет, — признался Элвин после короткого осмотра. — Она меня не очень интересует, но, по-моему, в ней нет ничего странного.

Хедрон пробежал пальцами по поверхности цветных плиток.

— Ты не очень наблюдателен, — произнес он. — Посмотри на эти края. Какие они закругленные и хрупкие. Такое очень редко можно увидеть в Диаспаре, Элвин. Это износ, распад материи под действием времени. Я еще помню время, когда этот рисунок был новым. Всего лишь восемьдесят тысяч лет назад, в мою последнюю жизнь. А если прийти сюда, на это же место, через десяток следующих жизней — эти плитки будут совершенно негодными.

— В этом, по-моему, нет ничего удивительного, — ответил Элвин. — В городе есть и другие произведения искусства, недостаточно хорошие, чтобы храниться в ячейках памяти, но недостаточно плохие, чтобы их сразу же уничтожить. Когда-нибудь придет художник и сделает что-то лучшее. Мне так кажется. И тогда уже его работе не дадут пропасть.

— Я знаю человека, который создал эту стену, — проговорил Хедрон. Его пальцы все еще исследовали трещины в мозаике. — Довольно странно, что я помню о факте, а не о самом человеке. Должно быть, я его не любил, потому что стер из своей памяти. — Он коротко рассмеялся. — А может быть, я сам ее создал во время одного из художественных периодов и был так раздражен тем, что город отказался ее увековечить, что решил вообще забыть обо всем. Однако… однако я знаю точно: она распадается!

Наконец ему удалось отковырнуть кусочек от золотой плитки, и от этого мелкого разрушительного действия он выглядел очень довольным. Хедрон бросил обломок на землю и добавил:

— Вот теперь роботам-уборщикам будет что делать.

Элвин знал: ему сейчас преподали урок. Это подсказал тот странный инстинкт, называемый интуицией, который включается в недоступных логике сферах. Он посмотрел на золотой кусочек, блестевший у ног, пытаясь как-нибудь связать его с проблемой, полностью поглощавшей его.

Ведь зная о существовании ответа, было не так уж трудно его найти.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Элвин Хедрону. — В Диаспаре существуют объекты, которые не хранятся в ячейках памяти машин. И если бы я пошел в Здание Совета и настроил их на этот дворик, то не увидел бы и следа стены, на которой мы сейчас сидим.

— Думаю, найти стену можно, но без мозаики.

— Понимаю! — воскликнул Элвин. Он был слишком возбужден, и детали его сейчас не интересовали. — Следовательно, точно так же есть части города, которые никогда не вносились в ячейки, но продолжают еще существовать. И все же я не понимаю, чем это может помочь. Внешняя стена существует, и в ней нет выхода.

— Может, его вообще не существует, — ответил Хедрон. — Я не могу ничего обещать, однако уверен: машины-мониторы могут еще очень многому научить нас… если только Центральный Компьютер позволит. Однако мне кажется, ты ему понравился.

По дороге к Зданию Совета Элвин размышлял о замечании Хедрона. До сих пор он думал, что только благодаря влиянию Хедрона он получил доступ к мониторам. Ему даже не приходило в голову, что это могло быть результатом каких-то его особых качеств. В положении Уникального было очень много недостатков, и это только справедливо, если они хоть чем-то компенсируются.

Образ города по-прежнему находился в том зале, где Элвин провел несколько недель, но сейчас он смотрел на него с большим пониманием. Все, что он видел здесь, — существовало, хотя весь Диаспар, вероятно, нельзя было отобразить. И все же он был абсолютно уверен: любые несоответствия незначительны и найти их очень трудно.

— Я пытался сделать это много лет тому назад, — сказал Хедрон, садясь за панель управления монитором, — но машина не послушалась меня. Может, сейчас получится.

Сперва медленно, как будто впервые, а затем все с большей и большей уверенностью пальцы Хедрона забегали по клавиатуре, на мгновение замерев над ключевыми кнопками, а потом с каким-то чувственным наслаждением вдавили их в панель.

— Думаю, все идет, как надо, — сказал он, — сейчас увидим.

Экран ожил, но вместо привычных картинок, которые ожидал увидеть Элвин, появились обескураживающие слова: