Стивен Эриксон - Буря Жнеца

Птицы щебечут в листве деревьев. Насекомые деловито живут и умирают в траве. Сейчас это стало и его жизнью – утомительная беготня, изредка прерываемая мгновениями глубокого ужаса. Он чешется от грязи, вдыхает застарелую вонь засевшего под шкурой страха.

«Кто, во имя Худа, эти проклятые летерийцы? Их мерзкая империя во главе с Тисте Эдур столкнулась с Малазанской Империей. Но это проблемы Лейсин, не мои. Проклятие, Тавора, мы зашли слишком далеко, и мщение не оправдывает…»

– Взял ее, – шепнул он. – Проснулась… чешется… да, потягивается… сержант? не торопи. Верно, трое в кухне, потеют, выпучили глаза. Кажутся напуганными. Сбились в кучу. Слышу звуки из таверны. Кто-то поет…

Скрипач стал ждать дальнейшего.

Ждал и ждал…

– Бутыл…

– Пролез в таверну… о? таракан! Погоди, прекрати играться – скорее сжуй проклятую тварь!

– Потише, Бутыл!

– Готово. О-го-го, как их много! Песня… на абордаж, вперед… – Бутыл внезапно замолчал, тихо выругался и встал. Постоял несколько мгновений, фыркнул. – Идем, сержант. Можно заходить.

– Морпехи захватили деревню? И точно, колом Худа в дупу!

Солдаты услышали и мигом столпились вокруг него, облегченно вздыхая.

Скрипач поглядел на дурацкие ухмылки и мигом протрезвел. – Поглядите на себя! Ходячие недоразумения!

– Сержант! – Бутыл потянул его за руку. – Скрип, поверь, тут бояться нечего.

Хеллиан уже забыла, какую песню поет. Какую бы не пела, другие поют другую… да и вообще не поют уже. Вот только капрал выводит трели – почему-то на два голоса – смешные странные слова на старом наречии Кауна – инородцы не должны петь вообще, как тут понять, не поют ли они дурную, обидную песню про сержанта… Капрал заслужил тычок в темечко. Трели оборвались. Наполовину.

Миг спустя она заметила, что прервалась и вторая половина. Что только она изо всех поет – хотя даже для ее слуха песня звучала по-инородческому, бульканьем на онемелых губах – да, что-то про сержантов – вроде бы? – ну, она просто возьмет ножик и отрежет…

Вдруг новые солдаты. Таверна переполнилась. Незнакомые лица знакомо выглядят, и значит знакомые, ну и хорошо. Черт, еще сержант – скольких сержантов вынесет одна таверна? Первый тут Урб, он ее неделями преследует, потом Геслер – забрел к ним в полночь, и с ним больше лежачих, чем стоячих. А вот и третий, с рыжей бородой и трепаной скрипкой на спине, вот он смеется и хлопает по спине Геслера, будто они давно потерянные братья или любовники или еще кто – ну на ее взгляд, все чертовски счастливы. Счастливее ее, да какое в том счастье?

Утром все было лучше. Этого дня? Того дня? Неважно. Они заколдованы для ненахождения… работа Балгрида? Тавоса Понда? Поэтому три взвода Эдур набежали прямо на них. Легко было убивать. Какой чудесный звук у арбалетной тетивы! Чпок! Чпок! Чпокчпок! Потом работа для клинков, рубка и сечка и тыканье и пиление и верчение дыр – никто больше не стоит, и это такое облегчение, а облегчение – самая приятная вещь!

Пока уныние не накатит. Когда стоишь среди кучи порубленных мертвецов, такое случается. Иногда. Кровь на мече. Меч в твоей руке. Хруст и бульканье – это выдергивают стрелы из упрямых мышц, костей и внутренностей. Мухи жужжат, словно они тут сидели на ближайшей ветке и поджидали. Вонь всякого дерьма, что наружу вылезло.

Воняет почти так, как от морской пехоты. Кто завел такую моду? Пальцы, петушки, уши и прочее?

Хеллиан вдруг охватило чувство вины. «Это была я!» Она пошатнулась, поглядела на длинный стол, что служил всем гостям таверны. Стол тянулся вдоль всей дальней стены. На нем груды эдурских голов, покрытые полчищами мух и личинок. Слишком тяжелые для пояса – у Навроде штаны сползли, вот умора! «Нет, стойте. Вроде бы мне плохо. Беда будет – нельзя так плохо обходиться с трупами врагов. Это просто… какое слово? Эскалация!»

Солдаты поворачивались и застывали. Скрипач прекратил хлопать Геслера по спине и подошел к ней.

– Худов член, Хеллиан, – пробормотал он, – что случилось с жителями деревни? Как будто я сам не смогу догадаться, – добавил он, глядя на отрезанные головы. – Они убежали.

Урб подошел к нему. – Все они, как мы поняли, Должники. Пятое, шестое поколение. Работали за так.

– За так? – спросил Геслер.

– Из-под палки, – объяснил Скрипач.

– Так они рабы?

– Во всем, кроме имени, – отвечал здоровяк, почесывая под бородой (оттуда выглянул почерневший палец на веревочке). – Под головами Эдур лежат головы летерийцев. Факторов, богачей в шелках. Мы убили их перед толпой Должников – видели бы вы улыбки! Они отрубили мертвым придуркам головы и принесли нам в дар. Ну, а Эдур мы с собой принесли. Потом они разграбили все, что можно было, и убежали.

Брови Геслера поднялись высоко. – Итак, вам удалось то, что не удалось нам. Придти в городок как клятые освободители.

Хеллиан фыркнула: – Работаем над этим уж-же недели. На летрицев плевать – они профес’анальные солдаты, их бить – все равно что дурцев. Нет, вот когда заходишь в село и убивашь всех чаликов…

– Кого?

– Начальников, – объяснил Урб. – Мы убиваем начальников, Геслер. И всех, у кого деньги водились, и адвокатов тоже.

– А это кто такие?

– Законники. О, и ростовщиков, и заимодавцев, процентщиков, мытарей. Убиваем их всех…

– Как и солдат, – добавила Хеллиан, кивая и кивая – похоже, причин остановиться у нее не было. Так, кивая, она продолжила: – Потом они завсегда так: грабеж, трах, тарарах и разбежались а мы спим в мягких кроватках едим и пьем в таверне и если хозяевы не сбежали мы им платим как надо честно…

– Вроде тех, что прячутся на кухне?

Хеллиан моргнула: – Прячутся? Ну… это… похож, мы разбуянились…

– Головы виноваты, – застенчиво пожал плечами Урб. – Думаю, Геслер, мы от рук отбились. Живем как звери в лесах и все такое…

– Как звери, – усиленно закивала Хеллиан. – В мягких кроватках и грабим и пьем и головы мы с собой не таскаем! Мы их в тавернах оставляем. В каждой деревне, так? Пусть знают, мы тут прошли. – Хеллиан пробрало невероятное головокружение. Она шлепнулась на сиденье и похлопала по столу в поисках фляги с элем – пришлось оторвать от ручки пальцы Балгрида, а тот сопротивлялся, идиот – думал, это его фляга или как? Она глотнула полным ртом и откинулась на спинку стула – но это оказалась табуретка, так что спинки не было вообще, и теперь она пялилась в потолок и барахталась в какой-то жиже, и жижа текла по спине и все смотрели на нее сверху. Она сверкнула глазами: фляга оставалась в руке! – Разлила? Разлила? Черт, я всё разлила?!

– Ни капельки, – восхищенно покачал головой Скрипач. Проклятая сержант Хеллиан, которая, по словам Урба, пересекла континент ни разу не просохнув – эта женщина с внешностью, стертой почти до полного исчезновения, с яркими и всегда мокрыми губами – эта Хеллиан преуспела там, где все прочие взводы потерпели полную неудачу. Урб – кремень, но им надо руководить; значит, все действительно сделала она. Пьяная жестокая морячка.