Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)

Волшебник кивнул:

— Мост разрушил я. Фой миоре и другие, например, сид, здесь, в западных краях, отказываются идти по воде.

— Почему?

— Я не понимаю их обычаев. Боишься ли ты идти вброд до отмелей острова, господин мой сид?

— Ни в коем случае, — ответил Корум. — Я много раз преодолевал этот путь. Но не делай многозначительных выводов, колдун, потому что я не принадлежу к расе сидов, хотя, похоже, ты упорно утверждаешь обратное.

— Ты упоминал о вадхагах, а так в давние времена именовались сиды.

— Может, легенды перепутали эти две расы.

— Тем не менее, ты выглядишь, как сид, — решительно заявил Калатин. — Однако прилив отступает. Скоро можно будет пуститься вброд. Мы пройдем по остаткам моста и оттуда спустимся к воде.

Корум продолжал вести коня на поводу, последовав за Калатином, когда тот ступил на каменные плиты остатков моста и дошел до грубых каменных ступеней, спускавшихся к самой воде.

— Уже обмелело, — сообщил волшебник.

Корум посмотрел на зеленеющий холм. Весна была в самом разгаре. Он обернулся. За спиной стоял трескучий мороз. Неужели можно так управлять природой?

Он с трудом помогал коню, чьи копыта могли поскользнуться на мокрых камнях. Но наконец конь и оба путешественника, по плечи погрузившись в воду, почувствовали под ногами остатки старой кладки. Сквозь прозрачную воду Корум мог разглядеть истертые плиты мостовой — может, те же самые, по которым он ступал тысячу или более лет назад. Он припомнил свое первое появление на острове Мойдель. Он помнил, какую он тогда испытывал ненависть ко всем мабденам. Они много раз предавали его.

Высокий старик прокладывал путь, и широкий плащ колдуна плыл за ним по поверхности воды.

Когда они одолели две трети пути и вода дошла им до колен, они стали медленно выходить из моря. Конь всхрапнул от удовольствия. Купание смягчило боль от ран. Он встряхнул гривой и раздул ноздри. Очевидно, от вида сочной зеленой травы у него улучшилось настроение.

От замка Ралины не осталось и следа. Вместо него у самой вершины стоял дом — два его этажа были сложены из белого камня, сиявшего на солнце, крыша покрыта серыми плитками шифера. Симпатичный дом, подумал Корум, и не похоже, что тут обитает человек, занимающийся оккультным искусством. Он вспомнил, как в последний раз видел старый замок, из мести сожженный Гландитом.

Не поэтому ли он с такой подозрительностью относится к этому мабдену Калатину? Может, он имеет какое-то отношение к графу? Нет ли у него чего-то в глазах, в поведении или, скажем, в манере вести себя? Хотя сравнивать глупо. Калатин был не очень покладистым, это правда, но вполне возможно, что намерения у него самые добрые. Кроме того, он спас жизнь Коруму. Так что не стоит судить волшебника по его внешности и манере разговора, пусть даже весьма циничной.

Они стали взбираться по извилистой тропе к вершине холма. Корум вдыхал весенние запахи распускающихся цветов и рододендронов, травы и набухающих почек. Мягкий мох покрывал древние камни скал, в кронах деревьев гнездились птицы, порхая среди молодой блестящей листвы. У Корума появилась еще одна причина испытывать благодарность к Калатину, потому что он смертельно устал от мертвой безжизненности пейзажей.

Когда они, наконец, добрались до дома, Калатин показал Коруму стойло для коня и настежь распахнул перед гостем дверь. Нижний этаж состоял, главным образом, из одной обширной комнаты, чьи большие застекленные окна выходили с одной стороны на море, а с другой — на белые пустынные пространства. Корум видел, что облака клубились только над ними, но не над морем, словно им было запрещено пересекать какой-то невидимый барьер.

Вообще Корум редко встречал стекло в мире мабденов. По всей видимости, Калатин получал неплохие доходы от изучения древних заклятий. В доме были высокие потолки, поддерживаемые каменными стропилами, а комната, которую Калатин отвел ему, была заполнена свитками, книгами, исписанными дощечками и какими-то механизмами — подлинное логово колдуна.

Тем не менее, во владениях или, точнее, увлечениях Калатина для Корума не было ничего зловещего. Этот человек называл себя волшебником, но Корум назвал бы его философом — одним из тех, кому нравится изучать и открывать секреты природы.

— Вот, — сказал ему Калатин. — Я спас почти все из библиотек Ливм-ан-Эш до того, как золотой век цивилизации был поглощен волнами. Многие издевались надо мной и говорили, что я забиваю себе голову ерундой, что все мои книги написаны такими же, как и я, сумасшедшими и что в них правды не больше, чем в моих собственных трудах. Они говорили, что история — всего лишь собрание легенд, что мемуары — сплошь фантазии и выдумки, что слова богов, демонов и им подобных — поэтические метафоры. Но я придерживался другой точки зрения, и выяснилось, что был прав, — холодно усмехнулся Калатин. — Их смерть доказала — я не ошибался, — улыбка изменилась. — Хотя я не очень рад, вспоминая, что те, кто мог бы извиниться передо мной, ныне или разорваны псами Кереноса, или заморожены фой миоре.

— Ты ведь не испытываешь жалости к ним, не так ли, волшебник? — спросил Корум. Сидя на стуле, он через окно смотрел на море.

— Жалости? Нет. Мне не свойственно испытывать жалость. Или вину. Или какие-то другие эмоции такого рода, которые так волнуют смертных.

— И ты не испытываешь чувства вины за то, что обрек двадцать семь своих сыновей и внуков на бесплодные поиски?

— Они были не совсем бесплодными. И теперь мне осталось найти лишь самую малость.

— Я хочу сказать, ты должен испытывать хоть какие-то сожаления из-за того, что все они погибли.

— Не знаю, все ли они мертвы. Некоторые просто не вернулись. Но большинство все же погибло. И мне в самом деле стыдно. Я бы предпочел, чтобы они жили. Но я больше интересуюсь отвлеченными размышлениями и чистым знанием, чем обычными проблемами, которые держат в цепях простых смертных.

Коруму не хотелось поддерживать этот разговор. Калатин расхаживал по большой комнате, жалуясь на мокрую одежду, но и не думая переодеваться. До того, как он снова заговорил с Корумом, его вещи уже высохли.

— Ты сказал, что отправишься на Ги-Бресейл.

— Да. Ты знаешь, где лежит остров?

— Если он вообще существует, то да. Все смертные, которые приближаются к острову, немедленно попадают, так сказать, под власть чар — они ничего не видят, кроме неприступных рифов и скал. Только перед сидом остров Ги-Бресейл открывается в своем подлинном виде. По крайней мере, я так читал. Никто из моих сыновей не вернулся с Ги-Бресейла.

— Они были там — и исчезли?

— Потеряв несколько хороших кораблей. Понимаешь, там правит Гованон: он и в грош не ставит ни смертных, ни фой миоре. Говорят, что он последний из сидов, — внезапно Калатин отпрянул и с подозрением посмотрел на Корума. — А ты не?..