Михаил Шабловский - Демон сна

С удивлением я заметил на щеках Ольги блестящие дорожки слёз. Она достала из кармана платочек, вытерла глаза и шмыгнула носиком.

— Но меня спасли от чёрной судьбы. Как и тебя, думаю. Правда, ты обладаешь какой-то потрясающей способностью к самоспасению — «Бдение Мощи» листал, но отказался от него, мастер снов — а меняешь эту силу на свидания со своей возлюбленной… У меня рядом с тобою комплекс моральной неполноценности развивается! Ладно, шучу, — сквозь слёзы улыбнулась Самохина в ответ на мой изумлённый взгляд. — Николай Анатольевич Зиновьев нашёл меня через нашего районного психиатра, которому я слишком много рассказала как-то раз вскоре после выпуска из интернатского колледжа. Мне очень хотелось хоть с кем-то поговорить. Ведь даже сейчас редко выпадает возможность вот так излить душу тому, кто всё знает и понимает! А тогда мне невероятно повезло, что психиатр был связан с Зиновьевым. Хотя везение тут, наверно, ни при чём. У него вообще очень много таких вот контактов в системе здравоохранения. Здорово помогает находить потенциальных агентов до того, как они станут паранормальной угрозой. Сперва я работала у Зиновьева, но уже через год архмагистрат зарегистрировал мой отдел, по аналогии с существующими в других департаментах. И уже пять лет я директор… Только вот в России мы больше пока грёзопроходцев не нашли… Кроме тебя, но ты, понятное дело, теперь не считаешься. Поэтому я одна…

— Если тебе интересно, — после минутной паузы натянутым тоном сказала моя названая сестра. — То я с ним не спала. У меня было, конечно, несколько романчиков как до вступления, так и внутри Организации. Это дело, знаешь ли, женщинам так же необходимо, как и вам. А то мы тоже дуреть начинаем. Но рано или поздно я замечала, что человеку нравятся исключительно мои изгибы… И всё заканчивалось. Ты, наверно, первый на моей памяти, кто не начал сразу же, как меня разглядел, ходить вокруг павлином и мурлыкать, как кот. Ради меня другие мужчины с лёгкостью готовы были бросить своих жён и подруг! Но не ты… Может быть, именно это и произвело на Олю Самохину такое впечатление, агент Малинов! Чего греха таить, ты уже и сам наверняка давно понял, что я в итоге влюбилась в тебя, как девчонка! Ты уж прости… Не знаю, чего это меня сейчас вдруг так повело на откровения. Ты и вправду замечательный, — и Ольга неожиданно протянула руку и погладила меня по щеке. — Но с тех пор, как я увидела тебя вместе с Аней Залесьевой, ты мой хороший и родной брат. Вот так! Я никогда даже не подумаю встать между вами. Но ты должен понимать, что когда я проецировала Ане воспоминания о наших с тобой приключениях, она тоже догадалась о моих чувствах. И поэтому я сразу же вслух призналась ей. Но она только сказала «Спасибо за Андрея, Оля. Я доверяю и ему, и тебе. Потому что вы оба — благородные люди. Я не ревную.» И она в самом деле не ревнует, ты понимаешь? Понимаешь ли ты, как тебе повезло? Понимает ли она, как ей повезло с тобой? Я хочу, чтобы ты знал всё это. Я была так счастлива, когда вы с Аней выбрали меня своей свидетельницей! Это были огромная радость и восторг. И откуда-то свыше пришло озарение, что вы теперь мои брат и сестра. Я просто почувствовала, что должна вас так называть. И ты знаешь… Мне сразу стало гораздо легче. Я уже учусь любить тебя как брата. И мне это удаётся! Я благодарна Богу за то, что он посылает в мою жизнь таких людей, как вы. Я ведь и не знала, что такие бывают. Вокруг себя я видела лишь похоть и сексуальное распутство. И высокомерно жалела других, даже когда спасала их во снах от демонов-соблазнителей. И тебя сперва жалела… а после полюбила. Это было как удар, и произошёл он одновременно с тем падением из окна, когда ты развоплотил меня и спас. Я подумала тогда — почему ты так рискуешь из-за меня? Вряд ли только лишь моя внешняя привлекательность смогла бы заставить тебя пожертвовать собой. Неужели же ты влюбился? И тогда шоком накатило осознание, что это я люблю тебя. Что это я влюбилась. А твоим первым словом, когда ты пришёл в себя после падения, было имя Ани Залесьевой. Ты жертвовал собой ради одной, а любил другую, рисковал не вернуться к ней из-за меня. И когда я поняла это твоё невероятное благородство, что-то надломилось в моей душе. Я, холодная роковая красотка, истребительница похотливых демонов, пала жертвой собственных чувств. И оказалась у тебя в неоплатном долгу.

Ольга замолчала. Я не знал, стоит ли мне отвечать, и вообще, стоит ли что-то говорить. Что я мог ей сказать? Впрочем, через некоторое время я собрался с мыслями и тихо вымолвил:

— Оля, даже если вообразить, что были между нами какие-то долги, то ты давно уже вернула их все с огромной лихвой. Только благодаря тебе у меня снова есть смысл и цель существования. Только благодаря тебе у меня есть возможность вернуться к нормальной жизни.

Удивительно! Я уже считал нормой работу потустороннего агента сверхъестественной спецслужбы!

— И к тому же, — добавил я. — Ты тоже уже не раз спасла мне жизнь. И даже больше, чем жизнь.

И я рассказал Самохиной о своём страшном соблазне убийства при встрече с полицией на Сокольнической площади. Я решил, что момент для такого рассказа выпал подходящий, раз уж мы решили обмениваться откровенностями. Кроме того, я чувствовал, что директор отдела снов стала мне очень близким и почти родным человеком. Ближе неё была только Аня…

— Если ты знаешь о своём соблазне, значит, ты не столь сильно ему подвержен, — немного подумав, ответила красавица-директор. — А раз сумел от него удержаться — значит, сопротивления хватит и впредь. Ты молодец.

Я покачал головой, но спорить не стал. Мы замолчали, думая каждый о своём.

На самом деле в Ольгиной исповеди меня сильнее всего удивили не её нежданные признания в любви — об этом я и вправду, как вы знаете, догадывался. И не печальный рассказ о сиротском детстве и сложной юности золотоволосой красавицы. История, увы, чуть ли не типическая для нашего падшего мира. И даже не восхваления моего благородства — это я вообще постарался пропустить мимо ушей, ибо сам ничего особенного в своём поведении не видел. Кроме того, внешняя привлекательность женщины всё-таки куда сильнее определяет поступки стоящего рядом с ней мужчины, чем считала Самохина, несмотря на весь свой мирской опыт. Меня потрясло другое — её заявление о том, что я якобы обладаю состраданием, жалостью и пониманием к врагам. «И милость к падшим призывал…», как писал поэт. Это вот что же — про меня? Да быть того не может. Я всей душой ненавидел творящих зло и насилие над слабыми. И, как мне казалось, не склонен был к всепрощению. Не становлюсь ли я слишком мягок для боевого агента? Об этом следовало поразмыслить. Только вот сейчас не было времени. Мы уже двигались по Московской кольцевой автодороге. Надо было понять, как ехать дальше. Я быстро наклонился к Ольге и легонько поцеловал её в щеку: