Михаил Шабловский - От тёмного истока

Я понял, что плакаты висят здесь бессменно уже более шестидесяти лет, и мне стало жутко. Тихий плач всё еще был слышен, но откуда же он доносится? В столь благодатной среде, как подземные полузатопленные туннели, эхо может сыграть с человеком довольно злые шутки…

В четырёх стенах зала было четыре двери: одна, открытая настежь, из которой я вышел; еще две, с висячими замками, в противоположной стене; четвёртая, тоже закрытая, но без замка, в стене справа. Какую опробовать сперва? Я включил «истинное зрение» — вдруг поможет выбрать? — и тут увидал у правой двери мальчишку лет десяти. Одет он был в какой-то серый свитерок, потёртые и застиранные джинсики, обут предусмотрительно в резиновые сапоги. Такое явление было для меня очень уж неожиданным, так что я остолбенело воззрился на парнишку.

А тот довольно презрительно усмехнулся и сказал:

— Расслабься, дядя. Я уже видим.

Я осторожно отключил «истинное зрение». Действительно, мальчишка никуда не делся.

— Откуда ты знаешь?.. — изумлённо спросил я.

— Вижу, не слепой ведь, — серьёзно ответил дитёнок.

— Э-э-э… Как звать-то тебя? — спросил я, не зная, как завязать разговор. Общаться с детьми я никогда не умел. Да и не приходилось, к счастью.

— Ваней, — небрежно ответил малец.

— Послушай-ка, Ваня… Ты тут нигде не видел… э-э-э… кого-нибудь?

— Видел, не видел, — хмуро сказал мальчик. — Какая разница? Как же ты сюда просочиться-то сумел, дядя? Такое место хорошее, думал, никто не найдет… Дядя, а ты кто?

Пока я думал, как ответить на этот, без сомнения, трудный для любого взрослого вопрос, дитёнок успел одарить меня еще двумя:

— Где «невидимку» взял? Где «непростые глазки» взял? Чтоб тебе, дядя, плохо было — я думал, один на свете такой!

«Что за дела?» — в смятении подумал я. — «Ясно же чувствую, что ему действительно девять или десять с небольшим лет… Откуда такие вопросы?»

— Ох! — вдруг запричитал этот Ваня. — Как же там мамы мои?! Всё из-за тебя, дядя! Я их одних оставил… Уходи отсюда! Уходи по-хорошему и не приходи больше! Не трону тогда, правда!

Я ясно понимал, что с мальцом нечисто. Но как?! Мог ли он быть упомянутым в приказе «источником зла»? Зачем бы ему похищать девушек? И тут я опять ни к селу, ни к городу вспомнил, в сколь многих обличьях может являться к людям дьявол. Конечно, может показаться, что у меня уже успела возникнуть паранойя на почве преследования дьяволом, но представьте себя на моём месте!

Повинуясь импульсу, я одним движением свинтил пробку с фляжки, выдернул ее из окладки и плеснул в мальчишку святой водой. Тот отшатнулся, вскинул руки к лицу и завопил:

— Ты что дядя?! Сдурел совсем?! Чего поливаешься?!

Он поднес обрызганную руку к носу и понюхал капли:

— А-а… Вон в чём дело… Дурак ты, дяденька. За кого меня принимаешь? Плохое мне хочешь сделать? А получи-ка сам!

И с этим выкриком мальчишка резко выбросил вперёд правую руку с раскрытой ладонью. Меня приподняло, швырнуло назад и очень чувствительно хряснуло спиной о стену, так что я, полуоглушённый, мешком рухнул на пол. Прям в воду… Фляжка вылетела у меня из руки и, булькнув, утопла рядом с ножкой стола.

В голове звенели Кентерберийские колокола, перед глазами плясали китайские фейерверки, но всё же я успел заметить, как мальчишка с воплем «Мама! Мамочка!» метнулся к правой двери и скрылся за нею.

Охая, я отлепился от стены и стал на четвереньки. Голова кружилась. «Паршивец владеет телекинезом», - оформил я носящуюся в башке мысль и попробовал подняться. Так просто не вышло, я все время заваливался набок. Тогда я подполз к столу и использовал его в качестве опоры. Но и тут что-то не ладилось. «Чёрт…», - растерянно подумал я, но вовремя заметил, что просто наступил себе на плащ.

Внезапно из-за двери справа раздался женский крик. Это было уже серьёзно. Впустую так не кричат.

Борясь с тошнотой и вообще плохим самочувствием, я кинулся к двери, на ходу вытаскивая пистолет и сдёргивая предохранитель.

Дёрнул дверь. Не поддаётся. Стиснув зубы, я с превеликим трудом деволюмизировался и прошел сквозь преграду. Тут же пришлось обратно стать плотным. Конечно, если бы я был в состоянии остаться деволюмизированным, телекинетические атаки пацана не могли бы причинить мне никакого вреда, но в том-то и дело, что я был уже слишком обессилен, чтобы долго удерживать бесплотность!

Когда я огляделся по сторонам, мне стало совсем худо, и я опёрся о ближайший шкаф. Желание оказаться как можно дальше отсюда, от этой жути, этого ужаса, и вообще, от всей этой грёбаной Организации со всей этой проклятой мистикой стало настолько нестерпимым, что я чуть было не рванул со всех ног назад, и только соображение о том, что мне всё равно не суметь вновь пройти сквозь дверь, удержало меня… на секунду, пока я не заметил, что изнутри дверь заперта всего лишь на простую задвижку… Но тут опять раздался режущий уши истошный женский вопль «Помогите!!!», и я немного отрезвел и обернулся назад, вновь оказавшись лицом к лицу со страшной картиной.

Комнатка была невеликой, и это усиливало жуткое впечатление. Вдоль стен стояли низкие банкетки, а на них… Да и не только на них, а вообще везде: на полу (то есть практически плавая в воде); на шкафах; стоя прислонёнными к стене — везде-везде — расположились трупы этих самых пропавших девушек. У страха глаза велики, и сперва мне показалось, что их там чуть ли не десяток. Впрочем, позже, вспоминая это дело, я решил, что на самом деле их там вряд ли было больше четырёх-пяти. Но и этого хватало с избытком, уверяю вас.

Тела девушек поражали крайней бледностью и полным отсутствием видимых признаков разложения.

О, Господи! Первый раз я столкнулся с таким, и мне никогда этого не забыть. Их русые, рыжие, каштановые, чёрные волосы, распустившись, лежали на воде и шевелились в такт с её колебаниями; глаза — карие, голубые, серые — были широко раскрыты и, казалось, все устремлены на меня. Я зашатался.

Раздалось гнусное хихиканье проклятого мальчишки. Он стоял в дальнем углу комнаты, крепко держа за волосы ещё одну девушку — к счастью, живую. Она не сопротивлялась — видимо, уже не было сил. К тому же она была связана по рукам и ногам кусками телефонного шнура.

— Познакомься, дядя, — сказал мальчишка и широким жестом обвел комнату свободной рукой. — Это мои мамы.

— Мои — кто? — пролепетал я.

— Ма-мы дядя. Что, оглох? Мамы мои, понял!!! — вдруг заорал пацан и всхлипнул. — Мама, мамочка… Хорошо мне с ними… А нужны еще. А то холодно… холодно… Ты не думай, дядя, я не псих, ничего… А зачем папа маму убил? Жалко… Я так испугался… мамочка… я упал. А потом проснулся и папу телевизором стукнул… Не знаю как. Стукнул и всё… Ты думаешь, дядя, я зачем тебе все это говорю? Ты уходи лучше… по-доброму… Ты не мама, ты мне не нужен. Уходи. Я тебя не буду стукать.