Хелен Тодд - Люфт. Талая вода [litres]

Он дошла до лестницы на второй этаж, подниматься и заходить в комнаты Аннетт не решилась. Ани положила пакет на тумбочку у выхода, оглянулась и застыла. Ей показалось, что все медленно теряет краски, становится старым, испорченным. Стены будто пропитались влагой и покосились, любимый торшер миссис Нордман почернел, а его подставка проржавела. Мягкая велюровая ткань кресел покрылась плесенью и выцвела.

Аннетт понимала, что законсервированное помещение ей чудится, поэтому поторопилась надеть ботинки и уйти. Стоило выспаться, наверное, попить пустырник на ночь. Такое точно просто так не приснится.

Она закрыла дверь, до калитки почти что добежала, тревожно открыла ее, оглянулась. Теперь особняк был надежно спрятан посреди густых веток заброшенного сада. Его окутывал сумрак, скрывая потрескавшуюся краску и местами выбитые окна. Дом Нордманов будто никогда и не существовал. Ани казалось, что эта груда развалин давно загнивала в болотистых землях.

– Не ищи никого. – Эдвард встретил ее на улице. – Здесь больше нет жильцов.

Голос заставил ее вздрогнуть от испуга. Силуэт Эда слабо виднелся в свете фонаря, и Аннетт не сразу поняла, кто с ней говорит, но внутреннее ощущение подсказывало, что все в порядке.

Подойдя ближе, она вздохнула с облегчением и с явным сожалением, словно не желала прощаться, переступила границу участка, закрыв после себя калитку.

– Я оставила заказ на тумбочке у входа.

– Он не понадобится. Дом – всего лишь старая рухлядь.

Оглянувшись, Ани отчетливо почувствовала холод. Такой, какой витает среди могил. Казалось, особняк стал черным безликим склепом. По телу побежали мурашки.

– Как не нужен? А миссис Нордман? – Ани сделала паузу. – А ты?

– Берта в другой реальности. Там ее давно ждали. Милая мисс Батлер, неужели ты полагаешь, что пекарня не позаботилась бы о тебе?

– В каком смысле?

– Моя жизнь далека от твоей. Я по ту сторону зеркала, как принято говорить. Здесь, кажется, я погиб на фронте, полтора года назад, если верно понимаю время, – он склонил голову. – Но что-то пошло не так. Поначалу я долго привыкал к новой жизни. Берта тем более. Она предполагала, что давно попрощалась с пекарней и сможет отдохнуть. Не вышло. А потом появилась ты: серый, замерзший воробушек, который боялся собственной тени. Мы думали, что нужно тебя успокоить, отогреть. Я наблюдал за тем, как тебе становилось легче от разговоров с Бертой… это не помогло нам вернуться. После мы открыли тебе тайну пекарни, ведь Молли любитель все оттянуть, все время старается сделать реальность мягче, чем есть. И все осталось на своих местах.

Эдвард грустно улыбнулся.

– А потом я уловил связь: ты боишься своих чувств.

– Нельзя бояться того, что постоянно с тобой.

Аннетт нахмурилась, сделала шаг назад, ощущая, как по спине прошелся холодок.

– Послушай, ты боишься не тех, о которых говорит Молли, а совершенно других. – Он подошел настолько близко, что его горячее дыхание обожгло замерзшую кожу. – Да, этих. И не ко мне. Тебе стоило это понять. И теперь, зная, что ты смирилась с этим, я могу быть свободен.

Эдвард поцеловал ее в висок, взял за руку, крепко сжал горячими пальцами ее продрогшие ладошки.

– Береги эти остатки тепла. Они помогают жить, даже если больно, – Нордман улыбнулся. – Береги себя, птичка. Иногда ветер приносит бури.

Еще секунда, и его силуэт развеялся, оставив после себя только призрачное воспоминание.

Ани осталась одна.

Холодный Тальвиль напоминал ей о родном городе. В детстве снег радовал. Мороз приятно щипал кожу, когда она веселилась с ребятами на улице. Время летело так быстро и незаметно, а потом, словно заевшая пластинка, давало сбой: то тянулось непомерно долго, то исчезало, будто и не было, то заедало, повторяя один и тот же серый быт. Чем старше она становилась, тем отчетливее понимала, что в ледяном и снежном ветре больше нет никакой радости. Детство ушло.

Оказавшись дома, Аннетт сняла пальто и осталась наверху, за прилавком – не хотела спускаться. Знала, что Роберт хочет завершить их вчерашний разговор, но пока это казалось лишним. Ее молчание давало ему возможность подумать, а ей убедиться, что Эдвард не тот, с кем стоило бы провести большую часть своей жизни. Нордман, как и говорил, помог понять то смятение и беспокойство, которое поселилось у нее в груди. Но не претендовал на ее чувства.

– Ани, уже поздно, ты не ужинала. Чего сидишь?

Молли коснулась ее плеча, здорово этим напугав.

– Я чуть позже. Оставь на столе. К тому же не хочу лишний раз говорить с Робертом.

Ей не хотелось, чтобы задавали вопросы, не хотелось посвящать в свои мысли и тревожить то странное спокойствие, которое понемногу приходило. Если раньше разговоры с подругой помогали, то сейчас Ани собралась принять решение сама, а уже потом, когда сомнений станет меньше, обсудить с ней. Мнение со стороны всегда двояко: оно может помочь, а может развеять подсказанное сердцем.

– Ох уж ваши отношения, – Молли покачала головой.

– Отношения? Не преувеличивай.

– Разумеется, два сапога пара, – она рассмеялась. – Ладно, страдалица, отходи от своих свиданий с Эдвардом, а потом поговорим.

– Их не было. Вчера я разговаривала с миссис Нордман, а мы прогулялись, и то… не больше часа. А сегодня он исчез. Так же, как и особняк.

– Исчез?

Молли нахмурилась. После достала блокнот, хотела что-то найти, но передумала и спрятала его в карман.

– Думаю, тебе стоит поговорить с Коулом. Когда захочешь, конечно. Но… все немного странно: пекарня влияет и на твою жизнь, хотя не должна. Ты – Сердце. Ты здесь, а не там, в городе. Ты ее часть… Ай, – она махнула рукой. – Такое дело, не бери в голову. Может, я чего-то не знаю. Прости, что я так.

– Ты не должна извиняться. Все в порядке.

– Ладно, мне там посуду вытереть нужно и пересчитать хлеб, а то я где-то ошиблась.

Молли накрутила светлый локон на палец, внимательно перечитав содержимое записной книжки. После взяла карандаш, немного погрызла его и задумчиво ушла вниз, оставив Ани одну.

Тишина давила. Изредка ее нарушали завывания ветра и хруст снега за окном. Аннетт сжала в ладони рукав мягкого свитера и собралась уйти, как вдруг заметила рябь на зеркале. Вновь Тильда… Она держала в руках приглашение в пансион. Тонкие пальцы скользили по аккуратным буквам, после чего девушка положила его на стол и, поправив платье, вышла из своей комнаты.

Просторный особняк наполнился голосами первых гостей. Хозяйка приема причмокнула темно-бордовыми губами, после чего широко улыбнулась.

– Мистер Уильтер, вы пришли! Я так рада! Вы один или с детьми и супругой?

– Супруга с дочерью в театре.

– А сыновья, у вас их двое ведь, верно?