Дмитрий Данилов - На пороге [сборник litres]

Хищник успел разорвать шкуру оленя в двух местах, открыв Чёрному доступ к мясу. Сырая плоть вряд ли вызвала бы аппетит у большинства цивилизованных homo sapiens, но Чёрному сейчас она показалась довольно сносной. Он помогал себе острым концом ветки и через полчаса почувствовал себя сытым. Тем временем наступила непроглядная ночь. Границы пространства сузились до его собственного тела. Темнота казалась осязаемой.

Здравый смысл подсказывал Чёрному, что оставаться рядом с тушей оленя небезопасно. Запах крови, разносимый поднимающимся ветром, мог привлечь сюда любого хищника – волчью стаю или даже крупную кошку. Если Чёрный расположится на ночлег рядом с останками оленя, подоспевшие на запах могут решить, что этот зверь намерен защищать свою добычу, и атакуют его первыми. Чёрный решил пройти хотя бы полкилометра. Почти наугад он направился в сторону леса. Идти было трудно, ибо его снегоступы пришли после стычки с котомедведем в полную негодность. Удар в плечо испугал его поначалу, но он сразу догадался, что это был древесный ствол. Он повернул и зашагал вдоль края леса, вытянув перед собой руки и напряжённо прислушиваясь. Ветер нарастал и постепенно вымел из лесу тишину, насвистывая в уши негромко, но устойчиво. Обострившееся обоняние вдруг сообщило Чёрному неожиданную новость. Среди лесных запахов и аромата свежего снега он почувствовал лёгкий привкус гари. Это могло означать, что где-то поблизости были люди. Открытие придало ему сил. Ветер прорвал дыру в парусах облаков, и выступившие звёзды пожертвовали земле скудное освещение. Ни один городской житель не смог бы идти при таком слабом свете, но зрение Чёрного заметно обострилось, и он мог разглядеть теперь большинство препятствий на пути.

В призрачном звёздном свете очертания предметов приобрели размытые причудливые формы. Чёрный чувствовал себя Гулливером в Стране великанов, роль которых всерьёз исполняли высоченные хвойные деревья. Некоторые великаны наклонялись в его сторону и вытягивали скрюченные руки-ветви, пытаясь схватить его за одежду или за волосы. Чёрный уворачивался как мог, пробираясь сквозь густой лес и иногда замечая ветки перед лицом в самый последний момент.

Утомлённый до предела, он устроил привал и как мог подлатал свои снегоступы. Внезапно со стороны, в которой осталась оленья туша, донёсся протяжный, растворённый расстоянием звук. Мышцы Чёрного напряглись. Он прислушался. Та же нота повторилась, усиливаясь. Ему показалось, что звучит несколько голосов. Стонущий унылый вой, оформленный чёрными фигурами леса и недобро мерцающими огоньками звёзд, звучал так, словно его издавал хор привидений, пытающихся пробиться сквозь тонкую преграду, разделяющую их и этот миры.

Сжав крепче своё копьё, Чёрный поспешил прочь – в направлении едва уловимого запаха дыма. Несколько раз у него начинали подкашиваться ноги, и он порывался сделать привал, но его снова настигал тот же переполненный вселенской тоской звук, понуждая двигаться дальше. Упорным натиском ветру удалось смести облака с большого участка неба почти правильной шестиугольной формы. Две стороны шестиугольника упирались в смутно угадываемые горные цепи. На обнажённой ткани неба замерцали сложной гирляндой созвездия – будто сигнальные огни на чёрной броне огромного инопланетного корабля.

Он шёл ещё около двух часов, когда лес вдруг начал редеть, отступая за спину Чёрному и влево. Ещё через полчаса Чёрный шагнул на открытое пространство. От неожиданности он остановился и инстинктивно сделал шаг назад. Он освоился в лесу, привык находиться среди деревьев, и в темноте голая равнина показалась ему более опасной. Он чувствовал себя на ней неуютно, как лесной зверь. На полминуты обрезок луны выглянул из-за туч, и в излучаемом ею свете стали видны неуклюжие строения – в полукилометре от края леса.

Сердце у Чёрного забилось сильнее. Но переживаемое им ощущение не было радостью. Это было нечто вязкое и тревожное. Какое-то шестое чувство подсказывало Чёрному, что радоваться было особо нечему. Непрошенное, перед ним всплыло лицо Ланы с грустной улыбкой. Он мотнул головой и заставил себя зашагать в сторону поселения.

Подойдя вплотную, Чёрный понял отчасти источник своего беспокойства. Ни одного огонька. Ни одного звука. Ни лая собак, которые должны были бы почуять его приближение. Обоняние тоже не сообщало ничего обнадёживающего. Дымный запах, который привёл его сюда, чувствовался здесь отчётливо, даже излишне. Но кроме него не было ни запаха пищи, ни других ароматов, свойственных человеческому жилью.

Усталость одержала верх над осторожность. Он дошёл по снегу до крайнего строения – достаточно грубого деревянного жилища, по сути – хижины, образованной вбитыми в землю брёвнами с дощатыми перекладинами и землёй поверх. Зияющее темнотой отверстие с одной стороны, вероятно, служило и окном, и входом. Чёрный прислушался. Ничего. Он осторожно шагнул внутрь, выставив своё примитивное оружие перед собой. Внутри у входа всё было заметено снегом. Чуть в глубине земляной пол был засыпан соломой или сеном, судя по звуку, который эта подстилка издавала, когда Чёрный на неё ступил. Всё же после ночёвки в снежной берлоге это был пятизвездочный отель. Он сел, прислонился спиной к углу и, держа еловую ветку наготове между колен, мгновенно уснул.

Проснулся он внезапно. Просто у него вдруг сами собой открылись глаза. Серое молоко рассвета лилось на заснеженный участок пола. Тишина была всё так же ошеломляюща. Но рука Чёрного крепко сжимала «копьё» из еловой ветки. Что-то же его всё-таки разбудило? Он стал чуток, как дикий зверь. И сейчас его одолевало ощущение присутствия – то же самое, которое преследовало его некоторое время назад в лесу.

Стараясь как можно меньше тревожить доминирующее безмолвие, он вышел из хижины и огляделся, готовый в любое мгновение принять бой, ибо убегать на снегоступах, а тем более без них, было невозможно.

В мутном утреннем свете перед ним предстала странная картина. Поселение представляло собой скопление неуклюжих разномастных строений. Все они были грубо сработаны из дерева, с соломенными, реже дощатыми крышами и изредка попадающимися крошечными оконцами без признаков ставен или стёкол. Поселение было, без сомнения, мертво. Дверные проёмы если когда-либо и дополнялись дверями, то теперь от последних не осталось и следа. И нигде ни души, ни звука, никаких признаков обитателей. Запах дыма всё так же отчётливо чувствовался в воздухе, но его источником были сами брёвна и доски жилищ – очевидно, когда топили, они отапливались по-чёрному.

Чёрный двинулся вдоль узкого извилистого прохода между «домами» – вероятно, главной улицы. Пожалуй, больше всего его удивило не отсутствие людей в этом месте, а своя собственная реакция на это открытие. В душе он ощущал одновременно и разочарование, и долю тоски, но к ним примешивалась также различимая нотка… облегчения. Это настроение начало формироваться в нём ещё тогда, когда погибли его родители. С того самого момента мир будто обернулся против него. И события дней, прошедших до того, как он оказался в снежной пустыне, заставили его почувствовать это особенно явственно.