Рошани Чокши - Серебряные змеи [litres]

– Ударь по лицу вот этим, – сказал Руслан. Он засмеялся и повернулся к Лайле и Еве. – Да ладно? Даже не улыбнетесь?

Ева выглядела потрясенной.

– Может, я не мастер шутить, – сказал Руслан, подчеркнув это слово пожатием отрубленной руки. – Но выслушай меня внимательно, потому что я говорю серьезно, моя дорогая. Я даже готов продемонстрировать это нашему хорошему другу, который так хочет, чтобы его услышали. Я уверен, что он оценит этот сантимент как никто другой.

Он направился к Энрике. Слишком поздно Северин увидел, как воздух пронзила металлическая вспышка. Энрике вскрикнул, и по его шее потекла кровь.

Руслан отрезал ему ухо.

Лайла взвизгнула, пытаясь освободиться от пут, но Руслан не обратил на нее внимания. Энрике упал на пол, корчась от боли.

– Ухо за ухо? Разве это не прямая цитата? – рассуждал Руслан, пиная отрезанное ухо Энрике по льду. – Какая жалость. В любом случае, – он повернулся к Лайле, – у тебя есть десять минут, чтобы принять решение. Отсчет начинается… сейчас !

Северин вырвался из хватки матриарха, переводя дыхание.

– Нам нужно спешить, – сказал он. – Мы должны спасти их.

Матриарх печально наблюдала за ним.

– Ты ничего не можешь для них сделать. Вы не можете поднять левиафана и освободить их. Это существо едва можно удержать на одном месте с помощью тросов. Разве ты не понимаешь, что я спасаю ваши жизни? Мы уходим прямо сейчас с помощью этой капсулы, – она указала на сферическое устройство возле рулевого колеса. – Отсюда мы доберемся до Иркутска, и я смогу позвать на помощь. У нас будет достаточно времени, пока он дурачится, думая, что в жилах девушки течет кровь Забытых Муз.

Это означало, что Энрике, Зофья, Лайла… умрут.

– Ты хочешь, чтобы я позволил ей умереть? – спросил Северин. – Но ведь… она тебе нравится.

Матриарх бросила на него грустный взгляд и, казалось, постарела еще на десяток лет.

– А тебя я люблю , – сказала Дельфина. – Я всегда любила тебя, и посмотри, что мне пришлось сделать.

Любовь ? Северин уже много лет не слышал, как она произносит это слово.

Матриарх убрала свое Вавилонское Кольцо со столба, и мнемоэкран погас. И все же у Северина перед глазами стоял яркий свет струн золотой лиры, а в ушах все еще звучали слова матриарха: Пока он дурачится, думая, что в жилах девушки течет кровь Забытых Муз.

Дельфина сказала это таким тоном, словно не просто знала о том, что Лайла не относится к древней родословной: она знала, кто является потомком Забытых Муз.

– Давным-давно я дала обещание защищать тебя, – сказала она. – Заботиться о тебе.

Северину захотелось плюнуть ей в лицо.

– Чтобы заботиться обо мне?

– Иногда защита… и любовь… требуют, чтобы ты сделал сложный выбор. Как тот, о котором я прошу тебя сейчас. Я показала тебе все это, чтобы ты мог сделать свой выбор. У меня не было такой роскоши, – сказала Дельфина. – В твоих жилах течет кровь Забытых Муз, Северин.

Северин уже открыл рот, но тут же закрыл его. Ничего не приходило ему на ум, и все, что он мог сделать, – это уставиться на нее в оцепенении.

– Все эти годы я оберегала тебя от людей, которые могли бы использовать твою силу против тебя. Которые могли бы использовать тебя в своих целях. Вот почему я должна была держать тебя подальше от Ордена. Что касается теста на право наследия, твоя кровь могла бы просто сломать Сотворенные предметы, с помощью которых он проводится. Мне пришлось прятать тебя от самого себя, – Дельфина тяжело сглотнула, теребя свое Вавилонское Кольцо. Когда она снова заговорила, ее голос дрожал от горя. – Но я пыталась помочь, как только могла. Когда я увидела, как твой первый опекун с тобой обращается, – я подарила Тристану цветы аконита. Я думала, что Клотильда станет твоей матерью, но она была слишком жадной, и мне пришлось забрать тебя из-под их опеки. Я была твоим первым инвестором, когда ты решил построить Эдем. Я сражалась за тебя с бокового фланга. Каждый день я оплакивала жизнь без тебя.

В голове Северина что-то щелкнуло, и это было похоже на тростинку, попавшую в бурный поток реки: она просто не могла выстоять против такой мощи. Он был наследником древней родословной. У него в голове просто не хватало места, чтобы осмыслить, что это значило, а точнее – чего это не значило. Он мечтал унаследовать свой Дом, но со временем это стремление увяло в его душе, сменившись желанием, которое охватывало целую вечность. Теперь он мечтал стать богом и снова ощутить ту мимолетную неуязвимость, которую он получил благодаря Падшему Дому. Все это время он думал, что подвел всех, потому что не смог найти Божественную Лирику , но секрет ее силы скрывался в его венах. Он чувствовал себя так, словно ему вмиг отпустили все грехи.

В этот момент левиафан снова начал шататься из стороны в сторону. В тишине раздался скрежет ломающегося металла. Левиафан почти освободился от пут. Скоро он полностью погрузится в озеро, и его брюхо наполнится водой.

– Ты должен сделать выбор, Северин, – быстро сказала Дельфина. – Спасаться или умереть.

Он не мог произнести ни слова, и вдруг Дельфина опять заговорила, словно за эти несколько секунд она успела заглянуть ему в голову.

– Тебе нужно сделать выбор, с которым ты сможешь жить . Он необязательно должен тебе нравиться.

Она подняла нож и разрезала его путы. Его руки были свободны, и выбор оставался за ним.

Северин цеплялся за слова Дельфины, совсем как в детстве. Он бросил взгляд на спящего Гипноса, а затем – на серебристый потолок, где Лайла стояла, низко склонив голову, Энрике безвольно лежал на боку, а Зофья оцепенело смотрела на лед, пока по щекам ее текли слезы. Он хотел защитить их. Он безумно хотел загладить свою вину. Он хотел быть богом.

Но он не учел того, как боги принимают решения. Боги сжигают город и щадят ребенка. Боги кладут золото в ладони нечестивых, не оставляя праведникам ничего, кроме надежды. Он мог бы пощадить троих и пожертвовать одним, и, возможно, – основываясь на чистом расчете – в этом была своя кровавая логика. Лайла умрет, если лира заиграет. Лайла умрет, если лира промолчит.

Он закрыл глаза.

Вздохнув, он не уловил ни запаха металлических костей левиафана, ни запаха малиново-вишневого варенья. Его легкие наполнились ею. Розы и сахар, блестящий шелк ее кожи, сила ее улыбки… достаточно могущественная, чтобы изменить ход глубоко укоренившихся желаний.

Он открыл глаза, засунул руку в карман и вытащил нож Тристана. Лезвие мерцало тусклой полоской яда Голиафа. Когда он повернул нож, на его ладони блеснул шрам. Даже в темноте он мог различить бледную сеть своих вен и очертания бегущей по ним крови.

Ты всего лишь человек, Северин . В этом и заключалась вся ирония.