Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

Но счастье не так просто, Киту хотелось кричать. Ты не можешь разорвать его на части и собрать снова без видимых швов. Голос Кита был неровным.

— Это опасно, Тай. Это слишком опасно. Я не думаю, что это хорошая идея возиться с такого рода магией с неизвестным нам источником энергии. Выражение лица Тая было неподвижным. Это было все равно, что смотреть на закрытую дверь.

— Я уже отыскал ловушки. Я знаю, как нам туда добраться. Я полагал, что ты пойдешь со мной, но даже если ты этого не сделаешь, то я пойду один.

Разум Кита снова пустился в пляс. Я мог бы разбудить лагерь и доставить Таю неприятностей, подумал он. Джулиан остановит его. Я знаю, что он это сделает. Но весь разум Кита воспротивился этой идее. Если и было что-то, чему его научил его отец так это понимание того, что доносчиков ненавидели все. И к тому же, он не смог бы смотреть в глаза Таю.

— Хорошо, — сказал Кит, чувствуя, как страх оседает в его желудке, подобно камню. — Я пойду с тобой.

* * *

В центре костра танцевали формы. Эмма сидела на бревне поблизости костра, натянув рукава своего огромного свитера на руки, чтобы было теплее. Когда еда закончилась, все разошлись от костра и отправилась спать в свои палатки. Эмма осталась там же, где и была, наблюдая за тем как догорает огонь. Она полагала, что могла бы вернуться обратно в свою собственную палатку, но Кристины там не было, а Эмме не очень-то и хотелось лежать там одной в темноте. Она заметила приближающуюся тень. Это был Джулиан. Она узнала его по тому, как он шел, еще до того, как огонь осветил его лицо: рука в кармане, плечи расслаблены, подбородок вздернут. Обманчивая небрежность. Влажный холодном воздух завил на щеках и висках его волосы. Джулиан скрывал так много вещей, от столь многих людей. Теперь же она впервые что-то скрывала от него. Ощущалось ли это так же, как он всегда себя чувствовал? Этот вес в его груди и щемящая боль в сердце? Она была почти уверена, что он пройдет мимо нее, не говоря ни слова, но он остановился, его пальцы играли с браслетом из морского стекла на его запястье.

— Ты в порядке? — Спросил он, понизив голос. Эмма кивнула. Искры от костра отражались в голубых глазах Джулиана. — Я знаю, что мы не должны разговаривать друг с другом, — сказал он. — Но нам нужно кое-что с кое-кем обсудить. Это не касается ни тебя, ни меня.

Я не могу этого сделать, подумала Эмма. Ты не понимаешь. Ты все еще полагаешь, что мы можем лишить меня Меток, если вдруг что-то пойдет не так. Но потом снова… ее руна не загоралась с тех пор, как они покинули Лос-Анджелес. На ее предплечье не росла черная паутина. Словно ее страдание сдерживало проклятие. Возможно так оно и было.

— О чем же пойдет речь?

— Речь пойдет об одной из тех вещей, которые мы узнали в Туле, — сказал он. — О Диане.

* * *

Диане снилось, что она летает. Она проснулась и услышала скрежет у входа в свою палатку. Она выбралась из одеял и схватила нож, поднимаясь на корточки. Она услышала звук двух голосов, один возвышался над вторым:

— Осьминог!

Она смутно припомнила, что это было кодовое слово, которое они все выбрали ранее. Она положила нож и подошла расстегнуть клапан палатки. Эмма и Джулиан стояли у входа, моргая в темноте, бледные с широко раскрытыми глазами, словно испуганные сурикаты. Диана подняла брови, посмотрев на них.

— Ну, если вы хотите войти, то входите. Только не стойте здесь, впуская холодный воздух внутрь.

Палатки были достаточно высокими, чтобы в них стоять, без мебели, за исключением ковриков и постельных принадлежностей. Диана снова опустилась в свое гнездо из одеял, Джулиан прислонился к ее сумке, а Эмма села на пол, скрестив ноги.

— Извини, что разбудили тебя, — сказал Джулиан, как всегда дипломатично. — Мы не знали, когда еще сможем поговорить с тобой.

Она не могла не зевать. Диана всегда на удивление хорошо спала в ночь накануне битвы. Она знала Сумеречных Охотников, которые не могли уснуть — их сердце колотилось от напряжения, и они не спали всю ночь, но она не относилась к их числу.

— О чем вы хотели поговорить со мной?

— Я хочу извиниться, — сказал Джулиан в то время, как Эмма заинтересовалась протертым коленом своих джинсов. Эмма была сама на себя не похожа… с недавних пор, подумала Диана. С тех пор, как они вернулись из того другого мира, хотя подобный опыт изменил бы любого. — За то, что давил на тебя, вынуждая стать главой Института.

Диана прищурилась.

— Что заставило тебя извиниться?

— Твоя версия из Туле поведала нам о твоем пребывании в Бангкоке, — сказала Эмма, кусая губу. — Но ты не обязана говорить с нами о чем-либо, если не желаешь этого.

Первая реакция Дианы была чисто рефлекторной. Нет, я не хочу говорить об этом. Не сейчас. Не накануне битвы, не тогда, когда ее голову занимало столько мыслей, не сейчас, когда она беспокоилась о Гвине и пыталась не думать о том, где он находится или что может завтра сделать. И все же. Она собиралась рассказать Эмме и Джулиану именно то, о чем они ее спрашивали, когда выяснилось, что она не может с ними связаться. Она вспомнила свое разочарование. И какой решительной она была тогда. Она не обязана была им рассказывать эту историю, но она обязана была себе поделиться ею с ними. Они оба сидели и молча смотрели на нее. Они пришли к ней в ночь перед битвой, именно за этим — не для того, чтобы успокоить или дать ей понять, что это был ее выбор: рассказать им или нет. Она откашлялась.

— Значит, вы знаете, что я транссексуал. Знаете ли вы, что это значит? Джулиан ответил:

— Мы знаем, что когда ты родилась, то тебе присвоили пол, который не отражает то, кем ты являешься на самом деле. Что-то в Диане расслабилось, и она засмеялась.

— Кто-то лазил в Интернете, — сказала она. — Да, это так, более или менее.

— И когда ты была в Бангкоке, то воспользовалась медициной простецов, — сказала Эмма. — Для того, чтобы стать той, кем ты являешься на самом деле.

— Девочка, я всегда была той, кто я на самом деле, — сказала Диана. — В Бангкоке Катарина Лосс помогла мне найти врачей, которые изменили бы мое тело, чтобы оно соответствовало тому, кто я есть, и людей, которые были похожи на меня, чтобы помочь мне понять, что я не одинока. — Она откинулась назад на скрученную куртку, которую она использовала в качестве подушки. — Позвольте мне рассказать вам историю. И она поведала им историю своим тихим голосом. Она мало чем отличалась от того рассказа, который она поведала Гвину, поэтому эта история и успокоила ее сердце. Пока она говорила, она наблюдала за их реакцией: Джулиан был спокоен и молчал, Эмма же реагировала на каждое слово расширенными глазами или же кусая губы. Они всегда были такими: Эмма выражала то, что Джулиан не мог или не хотел. Такие похожие и такие разные. Джулиан заговорил первым, когда она закончила свой рассказ.