Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

— После битвы мы бросились искать все записи об истинных Нефилимах. При этом я обнаружил одну историю о страшном событии. Сумеречный охотник становился настоящим Нефилимом, чтобы сражаться с демоном. Его парабатай должен был остаться позади в качестве якоря, но вместо этого он тоже трансформировался, неконтролируемо. Оба обезумели. Они убили демона, а затем убили их семьи и всех тех, кто пытался остановить их, пока они не сгорели заживо от небесного огня. — Он сделал паузу. — Они были супружеской парой. В те дни не было закона, запрещающего любить своего парабатая. Через несколько месяцев это случилось снова, на этот раз с другой парой любовников.

— И люди об этом не знали? — сказала Эмма.

— Многое было сделано, чтобы скрыть это. Практика парабатаи является одним из самых мощных инструментов, которыми обладают Сумеречные охотники. Никто не хотел его потерять. А поскольку великие демоны исчезли, не было и мысли о том, что снова придется нанимать настоящих нефилимов. На самом деле, никто никогда этого не делал, и метод, с помощью которого были созданы истинные нефилимы, был потерян. На этом все могло бы закончиться, и действительно, в Безмолвном городе нет записей о том, что произошло, но Тесса смогла найти архив в Спиральном Лабиринте. Это была история о двух Сумеречных охотниках, которые стали похожи на колдунов-могущественных магов, чьи руны были непохожи на руны других. Они сровняли с землей мирный город, прежде чем их сожгли заживо. Но я подозреваю, что они не были сожжены до смерти горожанами. Я подозреваю, что они погибли от небесного огня. — Он сделал паузу. — Вскоре после этой истории был принят закон, что ни один парабатай не может влюбиться.

— Это подозрительно, — пробормотала Эмма.

— Так ты говоришь, — сказал Джулиан, — что Сумеречные охотники уничтожили свои собственные записи о том, почему они создали закон о том, что парабатайская любовь запрещена? Они боялись, что люди воспользуются силой, но они слишком ценили преимущества парабатая, чтобы отказаться от ритуала?

— Именно это я и подозреваю, — сказал Джем, — хотя не думаю, что мы сможем это доказать.

— Это не может продолжаться, — сказала Эмма. — Мы должны рассказать всем правду.

— Правда не помешает этому случиться, — сказал Джулиан. Он пристально посмотрел на нее. — Я бы влюбился в тебя, даже если бы точно знал, в чем опасность.

Сердце Эммы, казалось, ушло в пятки. Она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно. — Но если эти ужасные наказания будут отменены, — сказала она, — если люди не будут думать, что потеряют свои семьи, они выйдут вперед. Милосердие лучше мести — не так ли?

— Безмолвные Братья посовещались и согласились с тобой, — сказал Джем. — Они дадут рекомендацию Консулу и новому Инквизитору, когда тот будет назначен.

— Но Джия — Джия все еще Консул? — сказала Эмма.

— Да, хотя она очень больна. Она была там уже некоторое время. Надеюсь, теперь у нее будет время и место, чтобы отдохнуть и поправиться.

— О… — Эмма была удивлена. Джиа казалась ей неуязвимой.

— Выжившие члены Когорты содержатся в тюрьме Гарда. В конце концов, ты выиграла битву за нас. Хотя я бы не рекомендовал снова прибегать к этой тактике.

— А что с нами будет? — сказал Джулиан. — Нас накажут?

— За то, что случилось на поле? Я так не думаю, — сказал Джем. — Это была война. Ты убил Всадников Маннана, за что все благодарны тебе, и ты убил нескольких членов Когорты, что ты мог бы сделать в любом случае. Я думаю, теперь вы станете диковинкой — настоящих нефилимов не видели уже много веков. Кроме того, вам, возможно, придется выполнять общественные работы.

— Неужели? — сказала Эмма.

— Не совсем, — сказал Джем и подмигнул ей.

— Я имел в виду дело с парабатаем, — сказал Джулиан. — Мы все еще нарушаем закон, чувствуя то же друг к другу. Даже если они сделают законы мягче, нас все равно придется разлучить, даже сослать, чтобы это никогда не повторилось.

— А, — сказал Джем и прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. — Когда с тебя срезали одежду, чтобы ты мог исцелиться, здесь, в Базилиях, было замечено, что твои парабатайские руны исчезли.

Эмма и Джулиан уставились на него.

— Руну парабатай можно вырезать из твоей кожи, и ты не потеряешь свою связь, — сказал Джем. — Руна — это символ, а не сама связь. Но это было любопытно, потому что там, где были твои руны парабатай, не было ни отметин, ни шрамов, как будто их никогда и не рисовали. Безмолвные Братья заглянули в ваши мысли и увидели, что связь разорвана. — Он сделал паузу. — В большинстве случаев мне кажется, что я сообщаю вам плохие новости, но в данном случае, возможно, нет. Вы больше не парабатаи.

Никто из них не двигался и даже не дышал. В груди Эммы сердце, казалось, звенело, как колокол в огромном пространстве, глубокое эхо пещеры, потолок которой был так высок, что все звуки исчезали в тишине и мечтах. Лицо Джулиана было белым, как башни демонов.

— Не парабатаи? — наконец произнес он голосом незнакомца.

— Я дам вам двоим время, чтобы переварить новость, — сказал Джем, улыбаясь краешком рта. — Я пойду поговорю с твоей семьей. Они беспокоились о тебе. — Он вышел из комнаты, и хотя на нем были джинсы и свитер, тень мантии, казалось, двигалась вокруг него, когда он шел.

Дверь за Джемом закрылась, но Эмма все еще не могла пошевелиться. Страх позволить себе поверить, что ужас закончился, что все будет хорошо, заставил ее застыть на месте. Так долго она жила с грузом на плечах. Так долго это было первое, о чем она думала, когда просыпалась, и последнее, о чем она думала перед сном: пища кошмаров и конец каждого тайного страха: я потеряю Джулиана. Я потеряю свою семью. Я потеряю себя.

Даже в самые светлые моменты она думала, что потеряет одну из этих вещей. Ей и в голову не приходило, что она сохранит их все.

— Эмма, — сказал Джулиан. Он поднялся на ноги, слегка прихрамывая, и сердце Эммы оборвалось: она знала, что для него это будет не легче, чем для нее. Она поднялась на ноги, ее ноги дрожали. Они смотрели друг на друга через пространство между двумя койками.

Она не знала, кто сломался и двинулся первым. Это могла быть она или он; они могли двигаться в унисон, как делали это так долго, все еще связанные, даже несмотря на то, что связь парабатаи исчезла. Они столкнулись в середине комнаты; она обняла Джулиана, ее забинтованные пальцы впились в его рубашку сзади.

Он был здесь, действительно здесь, в ее объятиях. Он лихорадочно поцеловал ее в щеку и провел рукой по волосам. Она знала, что по ее лицу текут слезы; она прижалась к нему так крепко, как только могла, чувствуя, как он дрожит в ее руках. — Эмма, — повторял он снова и снова, его голос срывался, срывался на одном слове. — Эмма, Эмма, моя Эмма.