Кассандра Клэр - Королева Воздуха и Тьмы

— Это освященное железо. Для фейри оно как яд. Носи его с собой и тогда им мало не покажется.

— Спасибо. — Эмма взяла цепочку и дважды обернула её вокруг запястья, крепко затянув.

— Так, а у меня есть что-нибудь из железа? — Саймон посмотрел по сторонам, а потом полез в карман и достал оттуда маленькую фигурку лучника. — Это мой персонаж из «Подземелья и Драконы», Лорд Монтгомери…

— О, Господи, — взмолилась Изабель.

— В основном фигурки делают из олова, но эта из железа. Купил её на Кикстартере. Саймон протянул лучника Джулиану. — Просто возьми. Может пригодиться.

— Я и половины не понял из того, что ты сказал, но спасибо. — Джулиан убрал игрушку в карман. Наступила неловкая тишина. Первой заговорила Изабель. Взгляд её темных глаз метался между Эммой и Джулианом.

— Спасибо, — сказала она. — Вам обоим. Это невероятно храбро с вашей стороны. — Она глубоко вздохнула. — Когда найдёте Клэри и Джейса, а я знаю, что вы их найдете, расскажите Джейсу про Роберта. Он должен знать, что случилось в его семье.

Глава 7

Каменные цветы

Была ясная калифорнийская ночь с теплым ветром, дующим вглубь пустыни, и далекая луна ярко светила в небе, когда Кристина прокралась через заднюю дверь Института и остановилась на верхней ступеньке лестницы.

Вечер был свободен — Хелен и Алина приготовили спагетти и оставили кастрюлю на плите, так, что любой, кто хотел есть, мог прийти и утолить свой голод. Кристина поужинала с торопливыми Китом и Таем, у них обоих горели глаза, оба вели себя отстраненно, были погружены в их собственный мир; в какой-то момент пришла Дрю с тарелками и положила их в раковину.

— Я поужинала с Тавви в его комнате, — объявила она, и Кристина, чувствуя удовлетворение, что-то пробормотала о том, как она рада, что они не остались голодными.

Марк вообще не появился. Кристина ждала до полуночи, затем надела куртку поверх платья и собралась выяснить, где он. Было странно снова оказаться в своей одежде, в комнате с ее древом жизни, ее простынью и шерстяным одеялом. Это был не ее дом, но все равно она успела привыкнуть. Она остановилась на верхней ступени лестницы.

Вдалеке поднимались волны и разбивались о берег. Кристина стояла одна и смотрела, как Киран и Марк целовались, и Киран держал Марка так, как если бы он был всем в этом мире. Ей казалось, что это происходило давным-давно.

Она спустилась по ступенькам, ветер развивал юбку ее бледно-желтого платья, раздувая ее колоколом.

Автостоянка была действительно большим прямоугольным участком, очищенным от песка, где была припаркована институтская машина. По крайней мере, центурионы не подожгли ее, что уже было большим достижением. Рядом с участком Артура Блэкторна стояло много статуй Греческих и Римских философов, слабо освещенных звездами. Они казались неуместными среди низкорослых колючих кустарников, растущих на холмах Малибу.

«Леди Роз», — произнес голос позади нее.

«Киран!», подумала она и обернулась. Конечно же, это был не Киран — это был Марк: взъерошенные светлые волосы, голубые джинсы и фланелевая рубашка, застегнутая немного неправильно.

Внезапное появление Марка заставило ее покраснеть. Это случилось частично из-за его близости и частично из-за того, что она приняла его за другого. Киран был единственным, кто называл ее Леди Роз.

— Я не могу вынести всю эту жестокость, — сказал Марк, и его голос звучал так устало, каким она его ни разу не слышала. — Я не могу держать это в себе. И я так сильно соскучился по тебе. Прогуляемся до пустыни?

Кристина вспомнила последний раз, когда они были на пляже, и что он сказал. Он трогал её лицо:

— Ты мне кажешься? Я думал о тебе, и сейчас ты здесь.

Фейри не могли лгать, но Марк мог, а значит, это была его обезоруживающая честность, которая тронула сердце Кристины.

— Конечно, я пойду, — ответила она.

Он улыбнулся, и его лицо просияло. Он пересек парковку, Кристина шла рядом с ним, следуя по почти невидимой тропинке между густым кустарником и покрытыми папоротником валунами.

— Раньше я гулял там все время, когда был еще юн, — произнес Марк. — Перед Темной Войной. Я приходил сюда и думал о своих проблемах, если их можно так назвать.

— Какие проблемы? — поддразнила Кристина. — Романтические?

Это рассмешило Марка.

— Я никогда ни с кем серьезно не встречался, — сказал он. — С Ванессой Эшдаун около недели, но она не была в моем вкусе. Еще я был влюблен в мальчика, который входил в Конклав, но его семья вернулась в Идрис после Темной Войны, и сейчас я даже не вспомню его имя.

— О, дорогой, — произнесла Кристина. — Сейчас ты смотришь на мальчиков в Идрисе и думаешь, что это мог бы быть он?

— Ему могло бы быть сейчас двадцать, — сказал Марк. — Все, что я знаю, — это то, что он женился, и у него дюжина детей.

— В двадцать? — спросила Кристина. — У него должно было быть по тройне каждый год за четыре года!

— Или два раза по четыре ребенка, — сказал Марк. — Это вполне возможно.

Теперь они оба тихо смеялись и наслаждались обществом друг друга.

— Я скучал по тебе, — произнес Марк, и на мгновение Кристина позволила себе забыть прошедшие дни и побыть счастливой наедине с Марком в прекрасную ночь.

Она всегда любила пустыню: сверкающие клубки полыни и терновника, огромные тени от гор вдалеке, сладкий запах сосен и кедра, золотой песок, казавшийся серебряным под луной.

Когда они достигли плоской вершины крутого холма, земля раскинулась перед ними, и она увидела вдалеке океан, его мерцание, достигающее горизонта в мечте о серебре и темноте.

— Это одно из моих самых любимых мест, — Марк сел на песок, откинувшись на свои руки. — Институт незаметен отсюда, и весь мир отходит на второй план. Только ты и пустыня.

Она села возле него. Песок был все еще теплым от солнечных лучей, поглощенных в течение дня. Кристина закопала в него пальцы своих ног, радуясь тому, что была в босоножках.

— Это то место, где ты привык размышлять? — спросила она.

Он не ответил.

Марк казался поглощенным своими руками; они были целиком покрыты светлыми рубцами и мозолями, как у любого Сумеречного Охотника, его руна Ясновидения виднелась на правой руке.

— Все в порядке, — сказала она. — Это нормально — то, что ты не можешь перенести эту тяжесть или быть в замкнутых пространствах, в закрытых помещениях, у океана или где-либо еще. Твоей сестры только что не стало. Нет ничего неправильного в том, что ты чувствуешь.

Его грудь неровно вздымалась.

— Что, если бы я сказал тебе… Если бы я сказал тебе, что я горюю по своей сестре, но прошло пять лет с тех пор, как я решил, что она мертва, что вся моя семья мертва, что я уже оплакал ее в каком-то смысле? Что моя скорбь иная, чем скорбь моей семьи, и поэтому я не могу говорить им об этом? Я потерял ее, затем обрел и потерял снова. Эта скорбь гораздо сильнее по сравнению с той, которую я испытывал, когда потерял все тогда.