Анна Семироль - Офелия [litres]

– Добрый вечер. Я ищу Йонаса Гертнера. Миссис Беррингтон сказала, что я смогу найти его здесь.

– Мисс, – буркнул Питер. – Не миссис.

– Пожалуйста, позовите Йонаса сюда, – вежливо, но настойчиво попросил визитер.

Мальчишка попятился. «Кто это? Что ему надо от Йонаса?» – испугался он.

– Позовите. Это только на пару слов. – И незнакомец улыбнулся приятной, мягкой улыбкой.

Губами, но не глазами. Те оставались равнодушными и холодными, словно осенняя лужа.

На крыльцо вышла миссис Палмер, увидев, что сын с кем-то говорит.

– Добрый вечер, мистер. Чем я могу вам помочь? – спросила она.

– Здравствуйте, леди. Я от мисс Конни Беррингтон. Она сказала, что Йонас здесь. Он нужен мне на пару слов.

– Конечно, одну минуту, – качнула головой Оливия Палмер.

«Мама, не надо!» – хотел крикнуть Питер, но она уже позвала:

– Йонас! – и пошла по дорожке в сад.

Питер будто прирос к месту с неудобным тяжелым проигрывателем в руках. Йонас появился быстро: босой, в одних плавках и футболке с единорогами – подарком Питера из Бристоля. Едва он увидел визитера, лицо его побледнело так, что это стало видно даже в сгущающихся сумерках.

– Guten Abend, Jonas [7] Добрый вечер, Йонас (нем.). , – подойдя вплотную к воротам, произнес мужчина в куртке-ноунейм.

Мальчишка подошел поближе, загородил Питера плечом.

– Woher kennen Sie mich? [8] Откуда вы меня знаете? (нем.) – севшим голосом спросил он.

Улыбка на лице мужчины погасла, словно кто-то щелкнул выключателем.

– Solltest du nicht nach Hause gehen, Junge? [9] Не пора ли тебе домой, мальчик? (нем.) – произнес он, чеканя каждое слово.

– Пит, иди, пожалуйста, – тихо попросил Йонас друга, глядя через плечо, потом поглядел на незнакомца и процедил сквозь зубы: – Zum Teufel. Ich bin ein britischer Staatsbürger [10] Катитесь вы к черту. Я гражданин Великобритании (нем.). .

– Йон, пойдем, – окликнул его Питер.

– Иди, я сказал!

Питер отшатнулся – таким резким стал вдруг тон Йонаса. Сердце ухнуло и загремело, как целый оркестр, кожа покрылась мурашками, ноги подкашивались, когда мальчишка шел от ворот. Граммофон нещадно оттягивал руки, и под его тяжестью пришлось почти бежать до пруда, с трудом входя в повороты. Хорошо, что Кевин помог – перехватил ношу, и мальчишки в четыре руки опустили проигрыватель на скамью у воды.

– Где Йон? – спросил Кевин. – Умчался куда-то только что. Ты его не встретил?

– Ставь пластинку, – сказал Питер, вглядываясь в сторону ворот.

Кевин тряхнул кудрями, аккуратно вынул из конверта черный блестящий диск, опустил его на коробку проигрывателя, включил и бережно установил иглу.

Сначала Питер услышал колокольчики. Нежные-нежные, их звук нарастал, приближаясь, вливаясь мелодичным перезвоном в чувство тревоги. Потом сквозь шелест далеких волн донесся приятный женский голос – негромкий, протяжно напевающий что-то на незнакомом языке. Женщине вторили чайки и что-то похожее на дудочки. В музыку и голос вплелись звонкие струны, мелодия и песня окрепли, словно огромная птица над садом взмахнула крыльями.

– Смотри! – Кевин дернул Питера за футболку и указал на воду.

Офелия слушала. Покачивалась у берега вверх-вниз в темной воде, прижав руки к груди и глядя в темнеющее небо. В глазах цвета ночи отраженное небо дрожало и переливалось алыми отблесками. Русалка приоткрыла рот, словно пыталась что-то сказать, да не могла. Питера охватило странное чувство: будто он вот-вот оторвется от земли и исчезнет, развеется ветром.

– Далеко-далеко, за самый край земли, летели птицы… – услышали мальчишки тихий голос Йонаса. – Летели и несли симфонию жизни. К краю света птицы летели, и на краю света они выводили симфонию жизни. Одна… и две, и три тысячи. Четыре и семь тысяч… Пели… Я слышу их песнь – торжество жизни… [11] Перевод с фарерского песни «Fuglar» группы Valravn. (Примеч. автора.)

Улыбаясь как пьяный, Йонас взошел на мостки, запрокинул лицо к ночному небу, и Питер увидел тонкую блестящую нить на его побледневшей щеке.

– Э-эй, Йонас… – предостерегающе начал Кевин, но мальчишка только отмахнулся, подошел к самому краю и, качнувшись, упал в воду.

Не задумываясь, Питер прыгнул за ним. Сразу погрузился с головой, открыл глаза, увидел белеющую в сплошной тьме футболку, изо всех сил толкнул друга в грудь руками – наверх, туда, где воздух. Выплыл рядом, фыркая и озираясь. И услышал, как Йонас тихо смеется:

– Дурной-то… Да все нормально, ах-ха.

По каменным плитам застучали каблуки маминых туфель, и перепуганная миссис Палмер выбежала к пруду.

– Мальчики! Господи, вы что творите? – севшим от испуга голосом воскликнула она.

– Все хорошо, миссис Палмер! Мы с Питером поспорили на слабо, и ему оказалось не слабо! – подгребая к мостику, объявил Йонас.

Кевин и миссис Палмер помогли мальчишкам выбраться на сушу, и Питер тут же получил подзатыльник от подоспевшего старшего брата. Йонас улыбался, но губы у него дрожали, зубы выстукивали дробь, а по щекам текла и текла вода.

– Слава богу, среди вас есть хоть один нормальный! – сердилась Оливия Палмер. – Марш в дом переодеваться и ужинать! Питер, о чем ты думал? А если бы русалка…

– Не тронула бы, мам, – твердо ответил Питер и обернулся на пруд.

Офелия светлой тенью жалась к прутьям решетки на противоположном краю водоема.

За столом, пока мама и Ларри несли мясо и гарнир, Кевин и Питер с двух сторон насели на Йонаса.

– Ты что устроил? Что за тип приходил? – шепотом потребовали ответа друзья.

– Полисмен. Шел мимо нашего дома, тетка попросила проверить, где я.

– А в пруд зачем сигал? Что это было вообще?

– Песня, – одними губами улыбнулся Йонас. – Это была песня о том, что все заканчивается на краю света. И время тоже заканчивается. И лето.

Больше им не удалось добиться от него ничего путного.

Ночевали все трое на чердаке, затащив туда матрасы, подушки и одеяла. Лежали, глядя в потолок, по очереди рассказывали друг другу истории. Про футбол, великого Теслу, города пикси, вертлявых глупых никс, совсем не похожих на русалок, про шпионов и их суперавтомобили, которые могут летать, и про много что еще. Питер умолк последним, когда друзья уже уснули. Он рассказывал и рассказывал, по-детски веря в то, что пока звучит его голос, что-то страшное, стоящее у ворот и лишь отдаленно напоминающее тень незнакомца в куртке, не войдет в их жизнь. И что не случится ничего плохого, не придется принимать сложных решений, бояться, бороть желание расплакаться и обо всем рассказать взрослым. Ничего не случится, если голос Питера будет звучать до рассвета.

Питер уснул в два часа ночи, уткнувшись лбом в плечо Йонаса. Над Великобританией разлилась удивительно тихая и невероятно темная ночь – словно кто-то опрокинул чернильницу, залив не только краски, но и звуки на острове.