Анна Семироль - Офелия [litres]

– А мне еще очки разбили в кармане, – вздохнул Кевин. – Синяки заживут, а очки дорогие, мама больше из-за них расстроилась.

Питер угукнул и сказал с затаенным торжеством:

– Но мы их славно уделали! Надеюсь, больше не сунутся.

– Не сомневайся, – заверил его Кевин. – Мы же бешеные! Как, знаешь, эти, древние… берсерки!

Оба тихонько зарычали и засмеялись.

– Йонас узнает, как мы с тобой отличились – обязательно оценит! – сказал Питер.

– Он еще не видел тебя с фингалом? – удивился Кевин.

– Нет, у него сегодня много уроков, он не придет. Завтра выходной, наверняка с утра заглянет.

– Палмер, а что за гости у вас такие, что родители даже поорать на тебя не могут? – полюбопытствовал Кевин.

– Это мистер Айронс с супругой и дочкой. Все такие городские, дамочки обе в белом. Привезли Офелии друга на отцовском «Посейдоне».

– Ого. Самец речной русалки?

– Морской. Здоровенный такой, я краем глаза видел, как его выгружали. Он раза в два больше Офелии, там мышцы как у бодибилдера.

– А хвост есть? Морской – это же с хвостом, да?

– Ага. Бронзовый такой, с плавником размером в мой стол. Вообще суровый мужик, лицо решительное, на шее ошейник с заклепками, на запястьях браслеты.

– Ошейник? У них же такая нежная плоть…

– Морские не такие. Они почти как люди, кожа погрубее, чем у речных русалок.

– Тоже с длинными волосами?

– Не, кудрявый, как ты! – усмехнулся Питер и тут же честно ответил: – На самом деле да, длинноволосый. Только у Офелии волосы белые, а у Тритона черные. Как у индейца.

– Тритон – это имя или вид?

– Вроде имя. Как думаешь, Офелии с ним будет нормально?

В трубке раздался тяжелый вздох, означающий не иначе как глубокую задумчивость Кевина Блюма.

– Знаешь, я надеюсь, что ей с ним не будет одиноко, – серьезно произнес Кевин. – Вроде как оттудыш оттудышу должен быть другом. Это же не люди. А если он здоровенный и мускулистый – сможет ее защитить.

– Да. Она такая маленькая, – согласился Питер. – Надеюсь, меня она не забудет…

– Ты говоришь так, будто ее от вас увозят. Вроде этого парня к вам в гости привезли, или я тупой?

– Нет, все верно. Просто… – Питер замялся, подбирая слова. – Новый друг – это как-то…

– Как ты, я и Йонас. И иногда кажется, что третий – лишний.

– Вроде того, да. Ты что в выходные делать будешь?

– Синяки сводить! В воскресенье вечером на тренировку пойду. Знаешь, я благодарен Йону за то, что он меня подбил ходить на бокс.

– Я ему передам, – пообещал Питер. – Ладно, я пойду поужинаю, пока гости не все слопали. Пока.

– До связи! – воскликнул Кевин, и из трубки закапали короткие гудки.

На улице накрапывал дождь. Палмеры и Айронсы сидели за столом под тентом на лужайке, оживленно беседовали, поднимали тост за тостом бокалы с шампанским. Питер притулился с краю, никем не замеченный, положил себе в тарелку индюшачьего жаркого и парового омлета с горошком. Покосился на дочь мистера Айронса – девчонку чуть старше него самого, остроносую, манерную, с живыми цветами в хитросплетении прически. Она о чем-то болтала с Агатой, улыбалась слишком мало для того, чтобы Питер проникся к ней симпатией. И вообще было странно, почему у такого пожилого мистера такие молодые дочь и жена. Мальчишка решил, что дочка Айронса – та еще крыса, и переключил все свое внимание на еду.

– Мам, мы поели, пойду покажу Изольде дом, – прочирикала Агата, и они вместе с остроносой умчались.

Когда Агата с гостьей рассматривали альбом с отпускными фотографиями Палмеров, зазвонил телефон, и девушка взяла трубку.

– Ал-лэ-э? – протянула она.

– Добрый вечер, это Кевин Блюм звонит, – выпалил скороговоркой незримый собеседник. – Это миссис Палмер?

– Привет, кучерявый, – захихикала Агата. – Не, это мисс Палмер.

– А Питер…

– Питер уплетает ужин. Что-то передать?

– Да, это важно. – Кевин говорил быстро, волнуясь. – Скажи ему, что я вспомнил, где читал про Тритона. Статья была в прошлом году в одной газетке. Она про подпольные бои. Агата, скажи Питеру, что Тритон натаскан на…

– Обязательно скажу! – не дослушав, пропела девушка, опустила трубку на рычажки телефона и вернулась к просмотру фотографий.

Предмет разговора мгновенно улетучился из ее памяти. Купальники и виды природы на фото были куда интереснее.

Питера после ужина отправили в его комнату. Мама наскоро обработала ему ссадины шипучей перекисью водорода и ватой, довольно сдержанно высказала по поводу недостойного поведения и ушла к гостям. Питер послонялся по дому, хотел заглянуть к Офелии в нижней гостиной, но двери были заперты на ключ. Мальчишка вздохнул и побрел на кухню помогать Лорне, нанятой на вечер, перемыть горы грязной посуды. Все какая-то компания…

Горничная Лорна ловко намыливала грязные тарелки в одной раковине и перекладывала их в другую, напевая. Питер дожидался, когда наберется солидное количество, и споласкивал посуду чистой водой, а потом складывал на стол, укрытый полотенцем. Он старательно подпевал Лорне, но получалось не так задорно, как если бы они пели с Йонасом. Когда грязная посуда закончилась, а чистую они с Лорной вытерли и убрали в шкаф, Питер почистил зубы, умылся, поднялся в свою комнату и улегся в кровать с книгой. Книжка называлась «Убить пересмешника», рассказывала про мелкую девчонку, ее старшего брата и отца, который работал адвокатом – совсем как Ларри. И хоть Питер и не любил героинь-девочек, книга его всерьез увлекла. В саду шумели гости, звонко смеялась мама. Питер прислушался: ага, остаются на ночь. А раз веселятся – у Офелии все хорошо, они с парнем-русалкой подружились. Питер зачитался и даже не заметил, как подкралась полночь. И лишь когда строчки начали плясать и свиваться в узлы перед глазами, он убрал книгу под подушку и выключил свет.

«Завтра утром придет Йон, а у нас столько новостей, – засыпая под шелест дождя за окном, думал он. – Будет здорово, если он оценит историю про драку. Хочется, чтобы он знал, что мы с Кевом не хлюпики, а тоже можем… можем…»

Разбудил мальчишку стук в стекло. Он приподнял голову с подушки, сонно поморгал. На улице лил дождь, в полутьме было ничего не разобрать толком, и Питер решил, что это капли долбят по жестяному отливу, но стук повторился – отрывистый, глухой. Словно об стекло ударялось что-то мягкое. Питер сел в кровати, потер кулаками глаза, взглянул в окно еще раз… и сердце затрепыхалось, как пойманная птаха: в окно бился маленький пикси с ярким оранжевым хохолком.

Питер вскарабкался на подоконник, с шелестом обрушив на пол гору рисунков. Рама от влаги разбухла, шпингалет, на который окно запиралось сверху, поддавался с трудом. Питер дергал и дергал раму за толстую медную ручку, похожую на корень волшебного дерева, тянул ее на себя, проклиная свою неуклюжесть. Наконец окно распахнулось, впустив в комнату промозглую сырость и дуновение холода. Пикси ничком свалился на подоконник, и Питер бережно взял его в теплые ладони.