Галина Липатова - Удача близнецов [СИ]

– Камнерезы. Изучают древние приемы, да и просто вдохновения набираются. Сейчас ведь мода пошла на здешнюю старину, много изделий продают и в Фарталью, и даже за границу.

Она сняла с пояса мешочек, вынула из него кольцо с ключами и отперла дверь в следующую анфиладу залов:

– Здесь уже большие ценности, сюда пускают только со стражей и по пропуску, который надо подписывать у градоначальника… Тут золото, серебро и бронза с раскопок. Сеньор Стефано, вокруг Цинцичина в ущельях много гробниц древних тлатоани… Большинство разграблены еще двести-триста лет назад, но нам повезло в ущелье Уильцин найти большой погребальный комплекс, совершенно нетронутый! Примерно тысячелетней давности погребения.

Чампа заинтересовался:

– Династия Уицотль, судя по времени?

– Трудно сказать, сеньор Чампа, – Паола толкнула двустворчатую дверь. – Если судить по найденным там монетам, то да. Куантепекские, самые ранние. По времени для Уицотль подходит, конечно, тем более что до сих пор их погребений не находили. Но ведь старые монеты могли положить и в более поздние погребения как сокровище или дар для богов.

– Могли, – согласился старший паладин. – И так обычно и делали.

Стефано спросил:

– Но наверное не только по монетам можно судить по возрасту погребений? Туда ведь клали украшения, какие-то еще предметы… Они же тоже имеют определенный стиль эпохи.

– Конечно, сеньор, – кивнула мэтресса. – Я лично считаю, что все-таки это династия Уицотль, но сеньор Чампа сможет сказать точнее, прочитав древние письмена. По крайней мере мы узнаем имена погребенных и описание их деяний, и соотнести их с хрониками будет уже нетрудно.

В зале, куда они только что зашли, паладины сразу почуяли магическую охрану. Везде были развешаны сторожевые амулеты, и если бы сюда проник кто-то, не имеющий особого ключа, каким Паола Росетти открыла двери, то стража дворца бы тут же услышала страшный трезвон. Вдоль стен здесь стояли простые деревянные столы с разложенными на них предметами из золота, серебра, меди и бронзы, над каждым столом крепился светошарик.

– Сколько золота! – восхитился Стефано. – И это всё из одной гробницы?

– Из четырех погребений в одном комплексе, если точнее, – Паола показала ему на большой лист бумаги, прикрепленный к доске на стене. – Вот, наш художник зарисовал общий вид открытых гробниц, но мы всё еще раскапываем там, у меня есть подозрение, что в ущелье спрятан еще один погребальный комплекс, не царский, конечно, жреческий, но тоже должен быть богатым… Видите – вот четыре саркофага, больших… а в ногах у каждого еще один, меньше. В больших лежали цари, а в малых – женщины, которых выбрали им в загробные жены. И все были буквально осыпаны золотом! О таком раньше можно было только прочесть в хрониках, до сих пор еще никому не удавалось найти нетронутые гробницы.

– После принятия Веры многие царские и жреческие могилы были вскрыты, подвергнуты очищению и экзорцизмам и запечатаны вновь. Сокровища из них в первые десятилетия переплавляли, особенно если это были культовые предметы и изображения древних богов, – пояснил Чампа, опять для Стефано. – Потом уже стали сохранять для истории, но к тому времени как спохватились, многое пропало безвозвратно. И потому находка мэтрессы Паолы – великое открытие, наравне с открытиями аллеманца Шлиеманна в Эллинии.

Мэтресса самодовольно улыбнулась:

– Смею надеяться, что даже более великое… если мои догадки верны. Что скажете, сеньор Чампа? Как по-вашему, эти вещи принадлежат эпохе Уицотль?

Чампа покрутил в руках статуэтку, изображающую сидящего на корточках человека в большой короне из перьев. В руках у него были початки кукурузы.

– Сентеотль, с кукурузой… А глазницы статуэтки пустые, и в короне пустые гнезда. Тут должны были быть кусочки нефрита, – сказал он. – Вы нашли его именно таким, ослепленным? Или камни просто выпали от времени и лежали рядом?

– Я первым делом стала их искать, но не нашла ничего. Во всех погребениях не было ни кусочка нефрита, – Паола показала на ажурную маску из серебряной проволоки с пустыми креплениями для камней в глазницах. – Здесь тоже нет ничего, а ведь на погребальной маске глаза должны быть из нефрита! Потому-то я и подумала первым делом про династию Уицотль, проклятую династию.

– А причем тут нефрит? – не понял Стефано.

Мэтресса пояснила:

– В старые времена нефрит считался камнем жизни, который обязательно клали в могилы, чтобы в загробном мире покойник мог полноценно жить. И самому покойнику вкладывали в грудь кусочек нефрита вместо сердца, которое приносили в жертву Миклантотлю. Но если он при жизни был очень нехорошим человеком или просто имел очень много врагов, то ему могли сделать на прощанье такую вот пакость – убрать из могилы весь нефрит, чтобы лишить его посмертия.

– Уицотль с сыновьями очень постарались заслужить себе такое отношение, – сказал Чампа. – Даже по меркам древнего Чаматлана они считались жестокими и безжалостными правителями. Во многом, конечно, их такими сделали в хрониках, чтобы оправдать узурпацию власти их преемниками. Но и без этого в народной памяти правление тлатоани Уицотля и его трех сыновей – это кровавые, темные и страшные времена.

Он поставил статуэтку на место:

– И мне теперь особенно интересно посмотреть на письмена.

– Это в хранилище. В гробнице почти нигде не было надписей, только на плитах саркофагов, и то немного, и я приказала их перенести туда, как и предписано по инструкции Совета Архонтов, – вздохнула Паола. – Неужели эти знаки и правда несут такую угрозу, что их даже нельзя изучать, не будучи посвященным Девы?

– Именно так, мэтресса, именно так… Что ж, идемте в хранилище.

В хранилище надо было спускаться по широкой лестнице на три яруса ниже, и, как понял Стефано, оно располагалось не под дворцом Солнца, а уже под большой пирамидой – насколько он сумел сориентироваться. Дверь в него тоже запиралась особым ключом.

Внутри было темно, и Чампа со Стефано сразу же создали по огоньку.

– Благодарю, сеньоры, – Паола подошла к полке со светошариками и засветила самый большой, на подставке с ручкой. – Сюда мы снесли всё, на чем был хоть один знак древнего письма, а также идолов.

В узкой крипте вдоль наклонных стен были расставлены восемь плоских каменных резных крышек саркофагов, а в конце, у дальней стены, стояли статуи, накрытые грубой тканью.

Чампа подошел к первой крышке, вгляделся в письмена. Там было всего лишь несколько знаков, они пестрой полосой шли ровно посередине плиты, остальную площадь покрывали повторяющиеся рельефы.

– Уицотль, четвертый тлатоани Чаматлана, – сказал он. Перешел к другой плите: