Галина Липатова - Удача близнецов [СИ]

– Так мало, – удивился Стефано.

– Для этих мест даже много, – усмехнулся Чампа. – Жить в Цинцичине недешево, всё привозное, разве что источник свой. Местные занимаются либо исследованиями древностей, либо резьбой по камню, тут богатые месторождения разных яшм, обсидиана и кварцев.

– А по какому вопросу позвали сюда вас? – снова спросил Стефано.

– По историческому, – Ринальдо Чампа махнул рукой. – Наш род хранит некоторые древние знания… достаточно опасные, чтобы не доверять их кому попало. Мы знаем священные жреческие письмена и древний чаматль.

– Те самые письмена, на которых были написаны чаматланские языческие книги? – удивился Стефано. Он знал, что в Чаматлане до принятия Веры не было своей письменности, доступной каждому, в отличие от Куантепека или Тиуапана. Здесь письмом владели только жрецы и члены царского рода, и держали это знание в тайне.

– Да. Книги, конечно, перевели на обычный чаматль и записали куантепекским письмом еще во времена Клемента Чампы. Сначала этим занимались он сам и святой Анжелико, а потом продолжили дети Клемента… Они считали, что даже такое опасное знание, как эти книги, надо сохранить – чтобы потомки знали, какими жестокими и кровожадными были древние боги. Но само священное письмо предпочли оставить в тайне, потому что в руках несведущих или недобросовестных людей оно могло причинить немало вреда. Это магия, Стефано, древняя, страшная и коварная, с ней нужно быть очень осторожным. Святой Анжелико записал этими письменами Откровение для того, чтобы в глазах чаматланцев оно сделалось сильнее старой веры. Им не надо было знать, что означали эти письмена и как их читать – главное, что Откровение записано ими, пусть и один раз, но этого довольно.

– Это как сидские руны, да?

– Намного серьезнее и страшнее, Стефано. Я бы сравнил это знание с теорией кровавой магии. Вот потому мы его и не распространяем. Если ученые находят что-нибудь с такими письменами, они обязаны сразу сообщать в ближайшую коллегию инквизиции или паладинскую канцелярию, а оттуда это передают кому-нибудь из нашего рода. Обычно мои сестра, кузен и дядя ездят по таким делам, они всю жизнь занимаются изучением древних знаний и лучше всех в нашем роду знают письмена. Но сейчас они очень заняты, так что поехать предложили мне. Ну а тебе не помешает познакомиться с нашей стариной поближе. Пригодится в дальнейшем.

Дорога наконец завернула за склон и влилась в ущелье, такое узкое, что Стефано мог коснуться его стен, раскинув руки. Что он и проделал. Чампа на это глянул с легкой улыбкой – ему нравился Стефано своей ребячливостью и серьезностью одновременно. Мало кто решится в тридцать лет покинуть родные края и уехать за море, в совсем другие места. Стефано после окончания обучения служил городским паладином в родном Сальерно, столице провинции Дельпонте, и его угораздило страстно влюбиться – причем влюбиться взаимно. Молодой паладин понял, что ни к чему хорошему эта страсть не приведет, и попросил совета у своего начальника, лейтенанта дельпонтийских паладинов. Тот и предложил перевестись куда-нибудь далеко. Стефано выбрал Чаматлан и не пожалел. Сердечная боль притихла, а здешние места, странные и необычные, очень понравились ему, и он не уставал учиться новому.

За поворотом ущелья открылась и долина Цинцичин – узкая, зажатая между крутыми обрывами красновато-черных скал. Дорога уперлась в площадку, огражденную парапетом из грубых блоков со следами сколов там, где когда-то были языческие рельефы. По углам площадку украшали каменные черепа, сделанные в старинной чаматланской манере. А с площадки виднелся и город, неожиданно белого цвета. Дорога спускалась с площадки ниже, становилась шире и пересекала весь город, заканчиваясь у подножия огромной ступенчатой пирамиды-теокалли, возвышавшейся над всем Цинцичином. По бокам от дороги стояли четыре маленькие теокалли, между ними теснились типичные чаматланские постройки: квадратные дома уступами и ступенями, похожие на нагромождения белых кубиков с маленькими окошками. Окошки под солнцем играли разноцветными бликами, а террасы домов по завезенной из Тиуапана моде были украшены растениями в горшках и ящиках.

– В окнах вставлены слюда и обсидиан вместо стекол, их в этих горах очень много, – сказал Чампа. – В старые времена такие окна делали в домах жрецов и знати. Я же говорил – здесь почти всё выглядит как триста пятьдесят лет назад. Только храмов тогдашних нет, Клемент Чампа разрушил их, не стал освящать для Пяти.

И верно, на вершинах пирамид стояли пятиугольные башенки с акантами на шпилях.

– Почему? Ведь в других местах освятили, убрали идолов и заштукатурили росписи… а сами храмы стоят до сих пор.

– Потому что все здешние храмы были посвящены Уицилю-Пототлю, богу царей. Чампа был младшим сыном тлатоани и, если бы Истлаль Акатль, которого ныне знают как святого Анжелико, не сверг царя и не принес сюда Веру, то Чампу бы отдали в жертву Уицилю-Пототлю, как всегда делали с младшими принцами и принцессами. Так что у него была личная, хм, неприязнь именно к этому богу.

Стефано вспомнил «Краткую историю мартиниканских культов», рассказывающую обо всех более-менее значимых древних здешних богах. Уициль-Пототль был одним из самых кровожадных наравне с Атлакатли и Тескачлапокой.

Спуск в долину оказался крутым, но верховые ламы были привычны к такому, и легко его одолели. Вблизи Цинцичин выглядел не таким уж и ослепительно белым. Белый туф, из которого были построены дворцы и храмовые пирамиды, пожелтел, местами покрылся темно-серыми пятнами лишайников, а штукатурка на простых домах кое-где потрескалась и осыпалась, обнажая кладку из мелких блоков серого и пятнистого туфа. Но всё равно белого было слишком много, даже в глазах резало. Вдоль дороги на равном расстоянии стояли невысокие стелы с каменными чашами-черепами наверху.

– В старые времена, когда тлатоани сюда приезжал, он входил в город пешком и так шел до дворца. В этих черепах зажигали огонь, юные девушки шли перед тлатоани обнаженными и рассыпали ему под ноги лепестки гибискуса, а юноши били в барабаны и пели гимны. А тлатоани мог выбрать среди них двоих – себе в наложницы и личные слуги на то время, что он собирался здесь оставаться…

Стефано грустно усмехнулся:

– Дайте угадаю. Потом, когда тлатоани покидал город, их приносили в жертву Уицилю-Пототлю, и это считалось великой честью?

Ринальдо Чампа скривился, кивнул:

– Именно так. Хорошо, что те времена давно прошли. Хм… Нас не встречают, странно.

И верно, на въезде в караульных будках никого, кроме двух скучающих стражников, и не было. Увидев паладинов, они оживились, и старший спросил: