Вероника Кунгурцева - Дольмен [litres]

Ей предстояло учиться в школе еще целых шесть лет, если только она не сделается вундеркиндом, не проявит какой-нибудь невероятной тяги к знаниям и, изловчившись, не окончит школу экстерном. Летом Елена собиралась не только попытаться заработать на жизнь, но и засесть за учебники – и в будущем году стать, несмотря ни на что, отличницей.

Утром, перед тем как пойти по второму кругу, в школу (вот второгодница-то буквальная!), она посмотрела на себя в зеркало: белый верх, черный низ, кроссовки тоже белые и белые носки. Не хватало, конечно, одной немаловажной детали, чтоб почувствовать себя прежней Ленкой: красного пионерского галстука. Как будто дыра в том месте, на груди! Но тут уж ничего не попишешь.

Елениной соседкой по парте оказалась Светка Фатияди из четвертого подъезда. Эту Светку она на руках качала (да не только Светку, а и мать ее), и вот теперь эта расфуфыренная красотка пытается командовать ею и пренебрежительно фыркает, глядя на ее прикид. Еленой, конечно, сильно не покомандуешь, во всяком случае, пятикласснице Светке это не удалось.

Оказалось, что высидеть шесть уроков – далеко не сахар. У Елены с непривычки стали затекать спина и плечи, хоть и молодые, не тронутые остеохондрозом да артритом, она никак не могла высидеть сорок минут совсем не двигаясь, и учителя делали ей замечания и даже писали в дневнике: «весь урок вертится», «егозит», «опять вертелась на уроках». Елена как-то показала свой дневник, с троечками да такими вот записями, Клаве, жалуясь, что сидеть на уроках – сплошная каторга, а Клава, забыв опять, кто есть кто, строго сказала:

– Ну и дневни-ик! Выпороть бы тебя, подруга!

Елена даже рот раскрыла от изумления. Но Клава тут опомнилась и сказала миролюбиво:

– Раньше-то ты получше вроде училась. Хоть и восемь классов только кончала.

– Ничего, Клава, погоди, вот акклиматизируюсь в этом детстве незаконном и покажу им всем, отличницей буду, клянусь тебе! Такой случай представился – один раз не выучилась, не получила образования, думаешь, и сейчас не получу? Ошибаешься, Клава, на новую жизнь у меня больши-ие планы!

Впрочем, вполне возможно, это было одной только бравадой. Очень уж много у Елены было обязанностей: одной ногой она стояла в детской жизни, другой – во взрослой. И как тут удержать равновесие! Потом вдруг вызвали Клаву в школу, к психологу, которая почему-то пришила Елене синдром повышенной двигательной активности и дефицита внимания. Скажут тоже! Хотя иногда у нее и впрямь будто кровь закипала в жилах – и тогда ей хотелось бегать, прыгать через веревку, скакать в классики, как обычной пятикласснице. Она неслась по набережной реки, одетой в гранитные берега, так, что кипарисы мелькали по левую руку как сплошная черно-зеленая стена. Бегать теперь, когда на ней не было годовых колец жира, когда не мешала грудь, которая колыхалась бы во все стороны, оказалось сплошным удовольствием. Насчет дефицита внимания она со смешком указала Клаве, мол, все твое внимание на Геннадия направлено, а внучке, вишь как, капля внимания достается, вот и дефицит.

Одноклассницы перед началом уроков становились в кружок, у каждого класса в школьном дворе был свой кружок, и начинали обсуждать одежду друг друга, рассказывать, кому какой айфон купили, у чьего отца лучше машина, кто какой фильм посмотрел, какие да какие бывают компьютерные игры, чего пишут «В контакте». Елена, которой нечего было сказать ни по одной из затронутых тем, молчала, она стояла в стороне и на возвышении – так, чтобы двор лежал как на ладони. У девчонок из Сашиного класса был свой, уже взрослый кружок, они, как могли, выпендривались перед мальчишками, которые в кружки никогда не становились, а рыскали по двору наобум. У Саши, насколько могла заметить Елена, не было девочки. Из дому бабушка и внук выходили вместе – она следила, чтоб он вовремя встал, позавтракал и не опаздывал на первый урок, – но по дороге Саша оставлял ее и припускал на своих длинных ногах, и, чтобы догнать его, приходилось бежать бегом. Елена отставала, чтоб не позориться, и шла одна. Но в школе она не оставляла внука без внимания. Если на перемене Александр со своим другом Арсеном Каракозовым уходил за угол школы, Елена, словно бы невзначай, отправлялась следом: боялась, что он будет курить там, она уже знала, что подле этой глухой стены, куда не выходит ни одно школьное окошко, самые отъявленные школьники курят (причем неизвестно что ). Но ни разу она не застигла Сашу за этим занятием и успокоилась – если бы внук курил, ей бы удалось его подкараулить: реакция Елены, после того как она стала в 6,6 раза младше себя прежней, была, наверное, в сто раз быстрей, чем его реакция. Саша никогда не брал ее с собой ни на футбольный матч, ни на рокерскую тусовку, куда зачастил в последнее время, а ей очень хотелось пойти с ним. Во-первых, они могли бы стать ближе, такой шанс представился понять, как и чем живет твой внук, и упускать его никак не хотелось. Во-вторых, она бы и приглядела за ним там. А он совсем отбился от рук: Клаву Александр ни во что не ставил, мать жила отдельно, бабушки теперь нет – Елене, в новом обличье, никак не удавалось завоевать авторитет у внука. Хоть бы она была не такая пигалица! Вон в их же пятом классе есть девчонки – такие уже дылды! Хоть ум-то у этих дылд был, конечно, детский, зато снаружи почти что девушки, особенно одна, Тайка Забарова, толстая такая, крепкая.

Часто после уроков одноклассницы затевали на школьном дворе, засаженном платанами и кипарисами, с гаражами, впритык к задней стене школьной ограды, увенчанной пиками, игру в прятки. Елена с удивлением слушала переиначенную считалку: «На золотом крыльце сидели Том и Джерри, Том и Джерри!» Ничего себе! Вместо традиционно сидевших на крыльце царя, царевича, короля, королевича, сапожника и портного на каждой отполированной золотой ступеньке сидело теперь по мерзкому американскому коту и по мерзкой американской мыши, которые заняли места вечных, казалось бы, персонажей. Елена в первый же день запросто подошла к одноклассницам и предложила посчитаться. «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить – все равно тебе водить», – вот какую считалку она знала. И еще: «Жили-были три китайца: Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрони. Жили были три китайки: Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Лимпомпони. Все они переженились: Як на Цыпе, Як-Цидрак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрони на Ципе-Дрипе-Лимпомпони. И у них родились дети: Фук, Фук-Цидрук, Фук-Цидрук-Цидрони». Считалки выпрыгивали из ее детской памяти, как запертые по клеткам засидевшиеся звери. Но одноклассницы посмеялись над ее считалками. Светка Фатияди сказала:

– Что это еще за Цидраки и Лимпомпони? Этого и выговорить нельзя. Пошла отсюда, не мешай нам играть! – И начала выкрикивать слоги: – Цу-е-фа!