Вероника Кунгурцева - Дольмен [litres]

Во время этого рассказа бабушка с внуком, как ни старались, не могли сдержать смех. Поликарп, с укором взглянув на них, сказал:

– Да, сам Улисс не мог бы действовать ловчее, чем этот Некто… Отец, я не хотел вам рассказывать о железных плодах здешней цивилизации, чтоб не расстраивать вас понапрасну, и…

– Я понимаю, – сказал Кентавр, – что, возможно, этот железный кол называется совсем по-другому и служит еще для чего-то. Я даже догадываюсь, для чего. Но для Божественной Овцы он именно то, о чем я говорил: кол, входящий в глазницу и причиняющий боль. И вот я боюсь, что все дело как раз в горе, вернее, в ужасе горы.

– Как это? – удивилась Елена. – Мы разыскиваем убийцу тети Оли Учадзе, а при чем тут гора? И ужас горы? Ведь поезд, который входит в тоннель, – это такое обычное дело…

– Обычное для вас, но не для Божественной Овцы! – поддержал отца Поликарп. – Боюсь, что он прав. Нельзя было трогать Божественную Овцу. Надо было рыть тоннель в другом месте.

– Да, – кивнул кентавр. – Видимо, когда дверь снова открылась, ужас проник сквозь глаз дольмена к нам и достиг кого-то, кто откликнулся на зов горы. Кто-то принял обиду, нанесенную Божественной Овце, слишком близко к сердцу. Кто-то, кто очень похож на Божественную Овцу.

– Разве горы могут ходить? – удивился Саша. – Это что-то новенькое!

– Всякое бывает, – усмехнулся Мирон, поглаживая бороду. – И потом, разве я сказал, что это гора?

– Погодите, – вмешалась Елена. – Давайте вернемся немного назад. Как же открылась дверь в ваш мир? Почему она снова открылась? Ведь вы говорили, она была заперта?

– Прежде чем узнать, как открылась дверь, давайте подумаем, кто ее запер? Кто сумел запереть дверь с вашей стороны так, что Поликарп не мог больше проникнуть на Кавказ? Мне показалось, что это не человек, человеку такое не под силу. И, конечно, не зверь. Я думаю, что это – растение. Только тот, кто всегда остается на одном месте, а не ходит по земле на своих двоих, или четырех, или на шести, способен на такое. Растение-страж, которому не нужна смена караула, который не уйдет со своего поста ни под каким видом, ни при каких условиях. И это должно быть растение, которое живет не один год, а гораздо дольше. То есть это не трава. Наверное, и не кустарник… Я предполагаю, что это дерево. Услышав же, как прекрасноволосая давеча сказала, что подле дольмена росла ива, то есть она там больше не растет, я понял, какое это дерево. Я не знаю, случайно ли выросла у входа в дольмен ива или кто-то специально посадил ее, с тем чтобы запереть дверь, но только дверь дерево Гекаты держало на запоре.

– Как-то это все-таки странно! – воскликнул Саша.

– Ничего странного, – пожал плечищами циклоп. – Все знают, что сезам, или сим-сим, или по-другому кунжут, способен открывать двери. Кунжут отпирает, а ива запирает. Ничего странного.

– Вот именно, – кивнул кентавр, – по эту сторону двери, у самого порога, выросла ива – и заперла дверь на замок, вот отчего ты, Поликарп, не мог попасть сюда, к своей Медее. Трава отпирает дверь, дерево запирает. Когда дерева-замка не стало, в дверь стало можно войти, как прежде. И мой сын вошел. Но этого мало, дверь оказалась распахнута настежь.

– Будто над ней повесили табличку «Добро пожаловать», – уточнил циклоп, вздыхая.

– Почему же это случилось? – спросил Саша.

– Потому, – ответил Мирон, – что, если одна трава отпирает, может отпереть и другая.

Елена молчала, замерев и опустив голову. Она уже поняла, на что намекает этот непарнокопытный пришелец. Прометеева трава – вот то, что распахнуло, по мнению кентавра, дверь, прометеева трава открыла путь чудовищам! Настой травы в серной воде, который был помещен в молоко киммерийских коров, а затем этим молоком плеснули прямо в круглый вход. И сделала это она, Елена. Ива тоже помолодела по ее милости и не могла уже держать дверь на запоре, да и росток ивовый она выдернула, в конце концов. Все она, она одна виновата. Наделала делов!

– Не время казнить себя, – сказал кентавр, бросив на Елену пристальный взгляд. – Дверь открылась: мы с Поликарпом поочередно смогли войти, хотя нас никто не звал. И вошел тот, кто решил, что его зовут. Тот, кто спешил на помощь. Тот, кто все понимает по-своему. Мы все виновны в том, что произошло. И, добавлю я, произойдет. Потому что, кажется, может произойти нечто ужасное, на ваш взгляд. – Кентавр взглянул на Александра. – И, видимо, мы должны сделать все, чтобы этого не произошло.

Мирон помолчал и произнес торжественно:

– А сейчас попытаемся узнать имя того, кто проник сюда, помимо нас. А также то, возможно ли победить его и каким образом.

Но тут опять ожила рация, лежавшая у Александра в кармане брюк. Извинившись, он вынул ее, и рация опять заговорила голосом Алевтины, которая засыпала сына вопросами:

– Саша, когда вы вернетесь? Вас нет у Воронцовской пещеры… Где вы находитесь, отвечай?

– Мы идем домой, – сказал Александр. – Скоро будем.

– А где вы сейчас? – не отставала Алевтина.

Саша сделал большие глаза и, покачав головой, дескать, ну что с ней поделаешь, ответил:

– В лесу, мама. Я не знаю, где. Двигаемся к дому.

– Кто с вами, Саша? Ответь мне, пожалуйста. Если можешь…

Александр посмотрел на кентавра, скрестившего на груди руки, который хоть и удивился, наверное, что железная коробочка говорит человеческим голосом, но виду не подал; потом на циклопа, повернувшего к нему свое странное трехглазое лицо, и подумал, что бы сделала мама, если бы увидела его в такой компании… потом понял, что: позвонила бы оператору, чтобы срочно брал камеру и мчался сюда!

– Только я и Лена. Скоро будем дома.

Рация замолчала, и кентавр, поправив на голове венок, вытащил из колчана стрелы, сложил туда ветви, потряс их, как делают в лото, и, подняв колчан высоко в воздух, коснувшись им горизонтальной дубовой ветви, с гортанным криком опрокинул колчан на землю – и древесные буквы рассыпались по земле.

Кентавр, поворачивая голову и так, и этак, заходя к россыпи букв с разных сторон, принялся разбирать эти иероглифы, которыми его снабдили деревья. Иногда он переворачивал копытом букву, повернутую, видимо, не в ту сторону, или, наклонившись, поправлял какой-нибудь знак рукой. Циклоп, не вставая с места, где он сидел, и склоняя голову в грузинской кепке то направо, то налево, тоже, по-видимому, пытался прочесть письмена.

Наконец кентавр, прочитав древесное послание, произнес:

– Его имя Эрехфей! Адамантовый меч – вот что может уничтожить чудовище. Или…

Кентавр с циклопом переглянулись. И странно, кентавр даже вспотел, читая эти сучковатые буквы. Не договорив, он снял с головы венок из плюща и в рассеянности принялся поедать ягоды кизила, сплевывая длинные косточки прямо в текст, написанный на земле. И пробормотал: «Месяц гекатомбеон».