Галина Липатова - Паладинские байки

Наконец он вышел из-за ширмы, одетый в шкуру ягуара, в шлем в виде головы ягуара, в кожаные перчатки с бронзовыми когтями, в сандалии, украшенные ягуаровыми когтями и клыками, и в широкий пояс с кожаным передником, расшитым символами древнего мартиниканского письма. В руке у него была дубинка с острыми обсидиановыми вкладками.

Художница с интересом оглядела его и сказала:

– Это очень… м-м-м… впечатляет. Но, боюсь, академики из Совета Мастеров скажут, что это не соответствует эпическим канонам…

– Вам, маэстрина, что важнее – мнение академиков, или историческая достоверность? – проворчал Эннио, поправляя пояс когтистой перчаткой.

Маэстрина призадумалась ненадолго, потом сказала:

– Пожалуй, достоверность. А академикам деваться уже будет некуда, когда я закончу росписи. Да и, честно говоря, поднадоели уже эти эпические академические каноны, пора их поломать.

Доселе молчавший Лука Мерканте на это сказал:

– И правильно. Прогресс – он ведь и искусства должен касаться, иначе оно перестанет быть живым.

Лука происходил из старого купеческого пекоринского рода, славного не только выдающимися финансистами, но и учеными-изобретателями. Так что насчет прогресса он знал, что говорил.

Таким вот образом в студии маэстрины Сесильи перебывали все младшие паладины, и даже кое-кто из кадетов, в частности, Рикардо Вега и Джулио Пекорини. Когда маэстрина узнала, что среди кадетов есть сид-квартерон, ей загорелось непременно написать с него короля сидов в эпизоде «Жрец культа Кернунна Пекорин отрекается от язычества и силой духа поборает короля сидов». А поскольку среди кадетов же был потомок того самого Пекорина, собственно Джулио, то маэстрина решила, что это прямо подарок богов. Так что она потребовала у капитана еще и этих двоих. Каброни только рукой махнул: мол, делайте что хотите, только не доставайте. Кадетам эта идея очень понравилась – все ж лучше, чем изнуряющими тренировками заниматься. Рикардо даже выпросил у своего наставника Манзони сидскую рогатую маску из его коллекции трофеев, а Джулио приволок из дома семейные реликвии в виде тиары и жезла Пекорина.

Дело с этюдами двигалось к концу, когда маэстрина в один из дней, придя в старшепаладинскую гостиную с очередной просьбой, вдруг столкнулась там с Марио.

– О, Марио Рафаэль, а ты что тут делаешь? Тебя же отправили Моденьи окантовки писать? – слегка ехидно поинтересовалась она. – Ах, ну да, конечно, там же натурщиц нет, трахать некого. Так что ты тут забыл?

Марио, окинув ее слегка высокомерным взглядом, сказал:

– Окантовки в сортирах пусть сам Моденьи и малюет. А я получил заказ на портреты старших паладинов.

Маэстрина подняла бровь недоверчиво:

– Как же. Так я тебе и поверила. Да они мне отказали, с чего б им тебе заказ давать?

Марио самодовольно усмехнулся:

– А с того, что я пристойные портреты пишу, а не голопузых героев в сельдереевых венках в окружении бабочек и голубей, и аллегории дурацкие, как некоторые.

Она аж подпрыгнула:

–Что? Да знаешь ли ты, что мне сам король доверил делать росписи в тронной зале?!

– Ну и что? Знаю я вас, академиков признанных, – Марио вытер о кафтан краску с пальцев. – Все нормальные люди уже шарахаются, никто не хочет на портрете выглядеть как дурак какой-то, в виде аллегории чего-то там.

– Я тебе не Моденьи, я такого не пишу! А если не веришь, то идем в студию. И я тебе докажу!

В студии как раз уже были готовы полноразмерные эскизы для десяти эпизодов росписей, и на них не было ни одной аллегории, а герои, конечно, хоть и голопузые, но зато без сельдерея и вообще исторически достоверные. Марио, заложив руки за спину, прошелся вдоль ряда холстов на подрамниках, критически оглядывая. И сказал:

– Что, небось всех младших паладинов перебрала, для натуры-то?

Он уже знал от Робертино, что Сесилья вовсю воспользовалась королевским разрешением и перетаскала в свою студию большинство младших паладинов и даже парочку обычных. Альберто и Анхель, в частности, стали ее жертвами. Причем если Альберто повезло и он изображал кьянталусского принца, то Анхелю досталась роль поверженного им врага. Мало того, что он позировал, лежа в очень неудобной позе, так еще каждый раз его вымазывали красной краской, изображающей кровь. А Альберто еще и ногу на него ставил.

– А хоть бы и перебрала. Я их, по крайней мере, не трахаю, как ты своих натурщиц!

Марио вспыхнул:

– Вот же ж злопамятная!!! Четыре года назад было, а ты до сих пор помнишь! Подумаешь, ну трахался я с натурщицами, это все делают! Было б на что обижаться… Да ты сама тоже небось тогда этим же развлекалась, слышал я всякое про твоих натурщиков. Но мне-то было плевать, это ты обиделась.

Она влепила ему пощечину:

– Ты мне расписывал, что я для тебя единственная, а сам, а сам…

От второй пощечины Марио увернулся, поймал ее за руки:

– Ну ладно, ну дело прошлое же, успокойся. Да, признаю, было такое, так и что. Мы же не были не то что женаты, а даже не жили вместе, просто иногда трахались. И кстати, неплохо ведь трахались, а?

И он ее схватил за талию, наклонился и поцеловал. Сесилья, целый месяц только и делавшая, что писавшая с очень впечатляющей мужской натуры, в прямом смысле слова изголодалась по близости, и потому на поцелуй ответила очень охотно. И они оба и сами не заметили, как улеглись на тот самый белый коврик, на котором позировали натурщики, торопливо разделись и принялись самозабвенно трахаться.

Тут-то их и застукал Робертино. Сесилья еще утром отправила записку в казармы младших паладинов, что Робертино, Оливио, Жоан, Тонио, Эннио и Лука могут забрать свои этюды после обеда. И совсем забыла об этом, когда встретила в коридорах паладинского крыла Марио.

Младший паладин, увидав такое дело, не отказал себе в удовольствии дождаться, пока они закончат, и только после этого, кашлянув, сказал:

– Хм, Марио, а как на это посмотрит Розита?

Марио аж подскочил:

– Роберто!!! Но ты же ей не скажешь?

Сесилья схватила свою мантию, прикрылась ею и спросила:

– Вы что, знакомы? И кто такая Розита?

Робертино хмыкнул:

– Мы, вообще-то, братья. Родные. А Розита – его конкубина. Кхм, по-фартальски – официальная сожительница по контракту.

Сесилья влупила пощечину Марио:

– Ах ты похотливый лживый засранец! Мало того, что ты меня трахнул, будучи женатым, так ты мне еще никогда не говорил, что ты, оказывается, Сальваро!

Марио встал, подтянул и застегнул штаны:

– Во-первых, конкубинат – не брак и супружеской верности не требует, а во-вторых, ты мне всегда очень нравилась. Ну а что касается моего происхождения – какая разница? И, в-третьих, – тут он повернулся к Робертино, – братец, тебе не кажется, что это несколько не твое дело?