Галина Липатова - Паладинские байки

Марио это знал, конечно.

– Вот как… почту за честь, дядя, – он опять склонил голову в легком поклоне. – Думаю, что я успею до юбилея.

– Отлично, – сказал король. – Аудиенция на завтра на девять утра. Студия у тебя есть?.. Впрочем, тебе выделят удобный покой и все, что нужно.

Когда король ушел, капитан сказал:

– Маэстро, можете считать, что ваши таланты оценены по достоинству. Насколько мне известно, многие академики предлагали его величеству написать портрет Сильвио, и всем было отказано.

Марио потер лоб, растерянно проговорил:

– Может быть… это потому, что я…

– Ерунда какая, – оборвал его Джудо Манзони. – Уж поверьте, маэстро Марио, дело вовсе не в том, что вы – Сальваро. Кто бы что ни говорил потом, но его величество решил вам доверить это дело вовсе не поэтому, а потому, что верит – у вас получится как надо. Кстати, я полностью разделяю его мнение.

Другие паладины покивали:

– Это точно. Вы, маэстро, послушайте, что вам сеньор Джудо говорит.

На следующий день Марио пришел утром на аудиенцию. Его провели в одну из задних комнат личных королевских покоев, где его и ждали король и Джудо Манзони. Комната была ярко освещена светошарами, при этом в ней был отгорожен ширмами угол для отдыха – с мягкой кроватью, столиком и креслом.

– Чтобы тебе точно хватило времени, я предлагаю пока поселиться здесь, – сказал король, указывая за ширму. – У тебя будет слуга, и ты можешь распоряжаться им как тебе угодно. Все, что надо, принесут. Купальней будешь пользоваться моей собственной...

Марио поклонился:

– Благодарю за честь, дядя.

Король кивнул, показал на стоящую на столике у стены небольшую картину, изображавшую юношу на коне, с охотничьим гномьим самопалом в руках и сворой собак, бегущих у ног коня:

– Сам знаешь, это единственный сохранившийся портрет Сильвио. Даже эскизов к нему не осталось, всё сгорело вместе с его домом. А вон в кожаной папке – рисунок, сделанный одной из его любовниц. Он, хм, нарисован на обороте очень откровенного письма... Впрочем, думаю, ты вполне можешь его прочесть. Та дама уже ушла к богам, как и Сильвио, их репутации это не повредит. А что до устных описаний, то к твоим услугам сеньор Манзони, он его хорошо знал, так что расспрашивай обо всем, что сочтешь нужным.

И король, не прощаясь, ушел. Марио подошел ближе к картине, рассмотрел ее:

– Он ведь здесь очень молодой. А паладином стал, если я правильно помню, в тридцать пять лет?

– Да, – сказал Манзони. – Я помню день, когда он пришел в Соборный храм, как будто это было совсем недавно... Мы тогда все собрались в этом храме, потому что многих оставшихся в столице паладинов мятежники намеревались убить. Даже храмовников… Мы не боялись, нам главное было собраться вместе, а когда собрались, никак не могли решить, что делать: или идти штурмовать дворец, чтобы выкинуть оттуда мятежников, или уходить в Сальварию, к королю. Видите ли, маэстро Марио... тогда часть армии приняла сторону мятежников, и больше половины гвардии тоже. Решение уйти в Сальварию казалось нам верным, ведь король был уже там, а мы все присягаем королю на верность на крови – неважно, кто мы: храмовники, странствующие, городские или придворные. А тут в храм пришел Сильвио и сказал: надо задать жару мятежникам, пока Амадео собирает всех, кто ему остался верен. И тут же у алтаря принес обет Деве. Обычно так не делается, но Дева отозвалась на его обеты и одарила силой сразу. Казалось очень странным, ведь уж что-что, а на паладина Сильвио не был похож совсем, – Джудо грустно усмехнулся, тоже подошел к картине.

– Его величество хочет, чтобы вы изобразили Сильвио таким, каким он был тогда. Без всякого приукрашивания, без лести и идеализации. Таким, каким он – и мы все – запомнили его.

Марио взял карандаш и картон, сел в кресло:

– Расскажите.

И Джудо принялся рассказывать, не только описывая внешность и характер паладина Сильвио, но вообще все те события. Сам Марио знал, конечно, всю ту историю в общих чертах – насколько это всё рассказывал ему и остальным отец. Но отец не был непосредственным свидетелем этих дел, а вот паладин Манзони как раз был. Хоть бывший храмовник и выглядел лет на тридцать пять или немногим больше, но Марио, слушая его рассказ, вдруг понял, что сиду-квартерону на самом деле крепко за шестьдесят, и удивился про себя, почему тот до сих пор не стал капитаном. Спрашивать, конечно, не стал.

Когда Манзони закончил рассказывать, Марио уже сделал два наброска, которые и показал старшему паладину. Тот покачал головой:

– Удивительно. Вот теперь, маэстро Марио, я с полной уверенностью вам говорю, что вы талантливый мастер. Сильвио вы нарисовали так, будто сами увидели.

Марио посмотрел на наброски. На них был изображен мужчина средних лет, склонный к полноте, с пухлыми щеками, двойным подбородком и красноватым носом любителя выпить, с большими залысинами, и вообще выглядевший бы совершенно милым и безвредным, если бы не жесткий, яростный взгляд из-под нахмуренных бровей и вертикальная складка на лбу. И сразу видна была непреклонность, упертость и жажда справедливости, которыми он был одержим. И ярость, едва сдерживаемая и беспощадная к врагам.

– Сеньоры академики будут осуждать меня за то, что я посмел изобразить его так… но мне плевать. Я... чувствую, что так будет правильно,– Марио положил картоны с набросками на стол. – Я не хочу приукрашивать. Мне кажется, что это было бы оскорблением для Сильвио.

– Правильно, – кивнул Джудо. – Именно так. Ну, маэстро, удачи вам в вашем деле.

Марио работа захватила настолько, что он и есть, и пить бы перестал, если бы не приставленный к нему слуга, который, впечатлившись одержимостью маэстро, таскал ему с дворцовой кухни завтраки, обеды и ужины, и даже время от времени напоминал, что пора бы принять ванну и отдохнуть, да и переодеться бы не мешало, а то эти кафтан и штаны уже краской перепачканы до полной негодности. Марио ел и пил, даже не глядя, что ему принесли, покорно шел в купальню, где слуга чуть ли не насильно усаживал его в ванну, потом шел в кровать, где проводил от силы два-три часа, вскакивал, напяливал, опять же, не глядя, принесенную слугой одежду, хватал кисти и снова принимался за работу. Даже не заметил, как однажды в эту импровизированную студию зашли король и паладин Манзони, молча понаблюдали за ним и вышли.

За дверьми король сказал:

– Не понимаю, почему Высший совет академии так долго не давал ему звание маэстро.

Джудо пожал плечами:

– Он отмечен Мастером, это вполне очевидно любому посвященному. Но дело ведь не в этом, а в том, что он не по академическим правилам рисует. Потому, наверное, и не давали.

Король усмехнулся:

– Подозреваю, после открытия обновленной Галереи Славы у Марио не будет отбоя от заказчиков, и глядя на него, другие молодые художники тоже начнут писать вполне реалистичные портреты. Академические правила академическими правилами, а желание клиента – закон…