Галина Липатова - Паладинские байки

Робертино плечами пожал:

– Да мне вообще-то всё равно. Это тебе потом перед Розитой объясняться, от тарелок уворачиваясь. А я за этюдами пришел.

Маэстрина, прикрываясь мантией, зашла за ширму, и Марио подал ей ее панталоны, блузку и юбку. Одеваясь, она сказала совершенно спокойно:

– Ладно, чего уж там. Мы люди творческие, а мне давно хотелось хорошенько потрахаться. Так что, Марио, спасибо тебе за это. Было приятно, ты плохо это делать не умеешь. А теперь – проваливай портреты старших паладинов дописывать. А вы, сеньор паладин, забирайте этюды, вон они там в углу стоят свернутые. И тоже, хм, уходите.

И Марио, красный от смущения, быстренько вышел. А Робертино, забрав этюды, сунул их под мышку и, посмеиваясь, пошел в казармы.

Портреты старших паладинов были готовы дней за десять до юбилея. Первым сторонним зрителем стал сам король. Готовые портреты на подрамниках расставили в гостиной старших паладинов и пригласили туда его величество. Марио страшно переживал, и поначалу даже спрятался в глубине гостиной, в одном из эркеров за книжным шкафом. Самим старшим паладинам их портреты очень понравились, но Марио опасался, что королю они могут не прийтись по вкусу – все-таки в простой манере, без всяких изысков… Но художнику хотелось знать, действительно ли его работы вполне достойны звания маэстро-академика. Мнение короля имело значение не только как мнение короля, но и как мнение просто стороннего зрителя – ведь Марио подписался на портретах без фамилий.

Король внимательно рассмотрел все портреты, подолгу задерживаясь у каждого. Сами старшие паладины тоже с интересом наблюдали за ним – видимо, его мнение было важно и им. Наконец, его величество сказал:

– Что ж, отличные портреты, они станут украшением Галереи Славы. Тем более что я давно хотел поместить туда портреты наиболее прославленных современных паладинов. Пожалуй, корона щедро вознаградит маэстро и закажет у него портреты старших паладинов не только придворной роты, но и других... Я думаю, пора сделать отдельную галерею, посвященную именно паладинам и их подвигам… Кстати, кто он, этот маэстро? Марио Рафаэль – имя незнакомое… точнее, знакомое, но... Хотел бы я на него глянуть.

Капитан паладинов пожал плечами:

– Странно, чего это он подписался только именем… Эй, маэстро Марио, а ну-ка, идите сюда. Его величество желает вас видеть.

И Марио ничего не оставалось, как выйти из-за шкафа и пройти в середину гостиной. Он быстро поклонился королю, как должен кланяться маэстро, а не как представитель высшей фартальской аристократии. Но король Амадео славился своей наблюдательностью и хорошей памятью, и только лишь глянув на маэстро, тут же узнал в растрепанном, перемазанном краской художнике сына своего шурина:

– Вот как, хм, племянник. Не знал, что ты занимаешься живописью и что ты настолько в ней преуспел. Почему же ты не подписался полным именем?

Марио покраснел:

– М-м-м, ваше в…

Тут король сердито нахмурил брови, и Марио поправился:

– Дорогой дядюшка... Видите ли... если бы я подписался полным именем, то все бы стали говорить, что мои работы – бездарная мазня, а заказ я получил только благодаря своему происхождению. То есть… ну… я хочу доказать сеньорам из Высшего академического совета, что я хороший художник сам по себе. Они ведь меня пять лет не принимали в Академию, пока я не подписался полным именем, и они решили, что надо отца уважить... Вот я и хочу доказать им... и сам убедиться…

Король усмехнулся:

– Бесполезная затея, мой дорогой Марио. Видишь ли, как бы ты ни подписался, сеньоры из Высшего академического совета все равно будут считать, что тебе оказали протекцию, раз уж они уже знают, кто ты такой. А стыдиться своего имени человеку с твоим талантом совершенно ни к чему. Впрочем, раз уж ты подписался так, как подписался, и хочешь проверить, действительно ли твои картины хороши, то я выставлю их как есть. Но с условием, Марио: потом ты их подпишешь полным именем.

Марио вздохнул, склонил голову:

– Как скажете, дядя.

– Вот и замечательно, – король улыбнулся. – Да, кстати… Ты мог бы написать портрет еще одного паладина… не старшего и вообще уже покойного? Сохранились два изображения – один портрет, сделанный в юные годы, и один рисунок пером… И, конечно, описание по памяти.

Капитан и Джудо переглянулись, уже догадавшись, кого именно король имеет в виду. Марио поднял голову:

– Я попробую, ва… дядя. А… кто этот паладин?

– Мой старший брат Сильвио, – вздохнул король. – И он как раз вполне заслуживает портрета в Галерее Славы.

Принц-бастард Сильвио был самым старшим из всех детей короля Леона Третьего, отца Амадео. Его считали недалеким дурачком, главным образом потому, что политикой и властью он никогда не интересовался, любил поэзию и музыку, вкусную еду, вино, женщин и нехитрые развлечения вроде охоты и турниров, в интригах никогда не участвовал, а главное – всегда говорил что думает, причем мог высказаться очень нелицеприятно, и плевать хотел на условности приличий. Когда от морового поветрия умер король Леон, на трон взошел Амадео Пятый, тогда еще пятнадцатилетний юнец, несовершеннолетний по законам Фартальи. Ему полагался регент, и таковым стал герцог Дельпонте, которого изрядно бесила мысль, что через три года с регентством придется расстаться… а тут еще юный король плевать хотел на мнение регента по многим вопросам, и упорно продолжал дело своего отца, продвигая идею единого кодекса законов для всей Фартальи по основным вопросам. В каждой провинции действовали свои законы и традиции, многие из них, если они этому единому кодексу не противоречили, предполагалось оставить, но большинство донов раздражало совсем не это, а то, что теперь они должны были платить налоги на землю и прибыль с торговли, и вообще теряли многие привилегии, а тут еще предполагалось, что в фартальский парламент должны быть избраны представители не только от дворян и доминов, но и от простонародья. Особенно упорствовали доны Орсиньи, Салабрии, Дельпонте, Плайясоль и Понтевеккьо. Они-то и задумали извести Амадео и всех младших принцев с принцессами, а на трон посадить дурачка Сильвио, который им казался вполне удобным королем. Маркиз Орсино поторопился, подстрекаемый своими донами, и устроил восстание. Восстание подавили, маркиза казнили. Другие недовольные не стали его защищать, но и его участь их не устрашила. Благодаря королевским паладинам и части верной гвардии Амадео с сестрами и младшим братом сумел сбежать и укрыться в Кесталье, у графа Сальваро, почти такого же юного, как и он – моровое поветрие затронуло многие семьи Фартальи, не разбирая, знатные они или нет. В столице остался Сильвио, которого Дельпонте сотоварищи попытались было усадить на трон. Но принц-бастард вдруг сделал то, чего от него никто не ожидал: пришел в Соборный храм, подошел к алтарю Девы и принес обет, заявив, что желает стать паладином и пройти посвящение. Посвящение он прошел сразу же, и тут-то выяснилось, что у него дар божественной ярости. Так что Сильвио развернулся вовсю, карая мятежников, и почти в этом преуспел, но погиб, не сумев в итоге совладать с яростью. Но все равно вошел в число прославленных паладинов и стал легендой Корпуса.