Софья Подольская - Жизнь навыворот

К восьми тридцати новостей не прибавилось.

Серафима заставила себя упаковать телефон во внутренний карман пуховика. Беготни с собакой хватило еще на полчаса. В девять она позвонила секретарю Воронова, но тот в офисе еще не появлялся. И вызовы сбрасывал.

С Зоей было уговорено на полвторого, а с учетом пробок и фанатов летней резины, встречавшихся редко, но метко, выехать стоило пораньше. Серафима копотила ложечкой по фаянсовым стенкам чашки, не замечая, как летят на стол кофейные брызги. Аргит наблюдал молча. На утренние расспросы она отвечала коротким:

– Работа.

Когда раздался сигнал о входящем сообщении Серафима почти подпрыгнула. Дернула телефон. Нахмурилась, вчитываясь в дробные буквы. Моргнула, будто пытаясь стряхнуть с ресниц, несомненно, дурные вести.

Побелевшие пальцы стиснули черный пластик.

На балкон она почти бежала.

Зажигалка противно подрагивала, пришлось зафиксировать запястье второй рукой. И глотать, глотать, глотать горький дым, пока в голове не зазвенело.

Не повезло.

Так написал Влад.

Не повезло.

Кому?

Любе Кизеевой? Ей, Серафиме? Всему этому гребаному городу?

Кому?!

Она ведь верила, что успеет, как полицейские в кино.

Не успела.

Управление ноль. Лучшие специалисты. Возможности, куда там сериалам.

И все впустую.

Серафима зло втянула холодный воздух и практически согнулась от приступа кашля. Над пепельницей поднялось дырявое облако. Слезящимися глазами младший следователь Девятого отдела наблюдала, как невесомые серые лепестки медленно планируют на одежду, кресло, старый потертый коврик.

Шагов, как всегда, не услышала. Просто почувствовала его присутствие за спиной. Различила негромкое:

– Что случилось, Има?

Говорить было больно – нещадно драло растревоженное никотином горло. Но она говорила.

О Любе Кизеевой пятнадцати пет, любившей сказки о плохих мальчиках и по глупости ставшей частью такой сказки. О комнате с узкой кроватью и потрепанном плюшевом медведе под подушкой. О том, что когда она заехала на следующий день – вернуть Любин ноутбук – тщательного обыска будто б и не было. Вот только медведь сидел на кровати, поглядывая на Серафиму новым пуговичным глазом.

О маленькой уставшей женщине, которая наверняка сидит сейчас, всматриваясь в темноту.

Как бабушка.

Тимкину комнату не трогали год. Даже чашки, которые брат по забывчивости складировал на компьютерном столе. Бабушка перемыла их и аккуратно вернула на место.

Брату тоже не повезло. Как и родителям, когда пьяный водитель вылетел на встречку.

И Серафима давно уже не верила в чудеса.

Тогда почему так больно?

Она смотрела на свое отражение в стекле и едва различимую, словно призрачную, фигуру за спиной. Казалось между ними не больше пары сантиметров.

– Гаянэ говорить, кто убить брат?

Серафима помотала головой. Слова кончились.

– Когда она говорить, и ты убивать их. Я быть там.

– Что?

В шепоте гремело не просто удивление. Шок.

– Я не могу их убивать сам, – буднично пояснил потомок богини Дану. – Человек убивать нельзя. Но я могу быть там.

Серафима ошалело смотрела на растерзанный окурок.

Боль сворачивалась сонной змеей, чтобы замереть до следующего неосторожного шага. Голосовые связки заработали не сразу.

Прокашлявшись, она заглянула в глаза отражению и хрипло сказала:

– Спасибо.

Воин Туата де Дананн ответил улыбкой.

Отряхнув пальцы, Серафима повернулась, мазнув плечом по белой ткани футболки.

– Влад дал мне сегодня отгул, а Зоя обещала закончить часа за три. Можем потом на каток поехать.

Люба Кизеева. ДТП со смертельным исходом. Неравнодушный свидетель вызвал скорую. Доставлена в частную клинику. Скончалась не приходя в сознание. Дело закрыто.

Вечером она позвонит Максу И, возможно, узнает, что же случилось на самом деле.

Возможно.

– Хорошо, – Аргит всмотрелся в бледное лицо с покрасневшими глазами и заострившимися от напряжения скулами.

Внезапно пришедший в движение воздух пригладил растрепанные волосы. Мазнул по холодной щеке, заводя за ухо непослушную прядь.

От неожиданности Серафима моргнула.

А открыв глаза, поняла: одна. На балконе.

А так?

А так у нее, кажется, есть сообщник.

Белая копейка, пофыркивая, заползла в сонный двор, пристроилась у заснеженной березы и замерла. Внимания на машину не обратили даже суетившиеся у кормушки воробьи. Водитель откинулся на сидении и, надвинув на глаза шапку, скрывшую огненного цвета шевелюру и черную ленту повязки, остановил взгляд на подъезде напротив.

Пусть удача, отвернувшаяся в ночь Самайна, сегодня встанет рядом с Киеном сыном Тойры. Он войдет в дом человеческой женщины, заберет сокровище Туата де Дананн, отдаст его Глебу, и тот, чтя уговор, позволит его народу прийти в этот мир. Прийти не слугами – равными.

Киен помнил растерянность, сковавшую тело, когда, выскользнув из клубящихся туманов перехода, он понял: меча, который еще мгновение назад сжимала рука, нет. Хлынувшая следом ярость шрамами осталась на стволах безвинных деревьев. Ведь если меч нельзя пронести в этот мир, Киен не сможет выполнить свою часть сделки.

И значит, все напрасно.

Когда-то его народ мог ходить между мирами. Когда-то они властвовали над холмами. И были свободны.

Воины фоморов пировали рядом с мужами племен, любили дев Туата де Дананн, радовались совместным детям. Пока король Брес – дитя двух народов – не свел бывших союзников во второй битве при Маг Туиред.

Металлическая дверь дрогнула, пропуская девушку в черном. За ней шел тот, кого он давно жаждал вызвать на поединок. Аргит сын Финтина, прозванный Молнией, – лучший среди молодых воинов Каэр Сиди. Не проиграй фоморы последнюю битву, на его месте был бы Киен.

Он прищурился, наблюдая за противником. Тот держался на полшага позади хмурящейся женщины. И не будь перед ним один из Туата де Дананн, Киен решил бы: он прикрывает ей спину.

Вишневая хонда, чихнув, потрусила по раскисшему снегу.

В Каэр Сиди шептались о странном интересе сына Финтина к смертным, приходившим из-за завесы. Редкие гости жили в его доме, как равные. Ходили не опуская взгляда, держались свободно – имя и слово Аргита были надежной защитой. А Руа сын Мидира, позволивший себе пнуть чужака, словно провинившуюся псину, после четыре луны не мог поднять копье. Новое, старое Аргит сломал, покрыв Руа позором. Этот бой Киену удалось увидеть.

Он едва не пропустил двух мужчин, неспешно идущих по двору. У одного за спиной был рюкзак, у второго в руках – большая спортивная сумка. Спокойно, не оглядываясь, они подошли к подъезду и, повозившись несколько мгновений, скрылись внутри. Киен лениво потянулся к термокружке.