Галина Гончарова - Дар жизни [litres]

– Тогда вы понимаете…

– Да все понимают. И десятник наш тоже человек. Просто надо ж отреагировать, вот и бегаем.

Я покивала, поулыбалась, честь честью проводила Самира и улеглась на кровать в спальне. Надо было пару минут полежать, прежде чем работать дальше. В таком состоянии я и снадобья испорчу, и пациентов уморю. Руки дрожали, сердце билось, перед глазами плавали неприятные светящиеся точки. Как и кого не убеждай, а все же это серьезное испытание для нервов.

Примерно через полчаса я смогла встать, заварить успокаивающий отвар и заняться работой, но в глубине души все равно была расстроена. Вот что за дрянь этот Крамар?! Сволочь просто!

Уговорить не получилось, сломать не получилось, избить и изнасиловать тоже не получилось (и как знать, не был ли Крамар инициатором той попытки? Много ли пьяному надо, напомни, как его где-то обидели, и бери голыми руками), так теперь стража в ход пошла.

Измотать он меня надеется? А я все равно не поддамся!

Вот!

Надолго этот визит меня из колеи не выбил, но масла в огонь подбавил Шими. Ровно через два дня после разговора со стражником.

– Теть Вета… – Постепенно это обращение сменило официальное «госпожа Ветана». Я не возражала. Малек был неглупым, с ловкими пальцами, не боялся крови и вообще – дар бы ему, так лучше б лекаря и не пожелать. Но он и без магии справится. – А меня про вас «голубок» [4] «Голубок» – презрительное название храмовников. Принято у портовой шпаны из-за символа Храма – белого голубя на шпиле. ( Прим. авт .) расспрашивал.

Я как раз скатывала бинт в тугой рулончик. Прокипятила, просушила, прогладила, теперь скатать, завернуть в кусок ткани и залить воском. И носить с собой для перевязки. Никакая грязь с такого бинта в рану не попадет.

Но этот бинт придется перестирывать. От слов Шими рулончик выпал у меня из рук и покатился по полу.

– Голубок?

– Холоп…

– Да я поняла. А чего им надо было?

– Не им. Один там был.

– Ну, ему…

– Да я толком и не понял. Мы как раз в храм ходили, вот и пристал, что пиявка к заднице.

– Шими…

Малек, явно подражая кому-то, закатил глаза к небу. Возвел то есть.

– Хорошо, теть Вет. Как грязь к ботинку.

– И?

– И про вас расспрашивал. Мол, учусь ли, у кого учусь, чему меня учат, как вы учите, знаете ли травы… Я ничего не понял. Только вы им интересны.

Я кивнула.

Все правильно – именно я и интересна. А расспрашивали Шими для того, чтобы понять, не маг ли я. Потому что если я маг… Мага должны учить именно маги, лекаря – лекари, но где ж нам было мага взять? Чему могла – научилась: силу контролировать, себя сдерживать, лечить ею помаленьку… Все равно основной упор делала на обычные лекарства. Глупо стрелять из пушки по воробьям, глупо лечить простуду магией. На нее и чая с малиной хватит.

– Если что спросят – ты им рассказывай, понял?

– Вот еще. Я что – колокольчик? [5] Жаргонное «стукач», «звонок», «болтало», доносчик. Очень непрестижно в криминальных кругах Алетара, в них же карается вырыванием языка раскаленными щипцами. ( Прим. авт. )

– Шими, – я погрозила пальцем, – послушай меня. Пресветлый Храм – не та сила, с которой надо бодаться.

– Да поджечь их ночью, и все дела!

– Шими…

И ведь может, если что. Прилетит стрела с огнем, только и ищи. Может, и найдут, если маг огня будет, а могут и не найти. Бывали случаи. Магия – она ведь не всесильна.

Я встряхнулась и принялась отчитывать малька.

– Шими, ты пойми, мне скрывать нечего. Ты со мной ходишь, ты сам все видишь. Что-то запретное я делаю?

Малек помотал головой. Про Угря он не знал.

– Вот видишь? И меня они расспрашивали. Все ж может быть. Может, им лекарь в храм понадобился, вот и собирают сведения. Так что рассказывай им все честно, я разрешаю.

– Будете толстопузых лечить?

– Если заплатят.

– Когда это они кому чего платили? – со всем презрением портового мальчишки покривился малек. Ему ли не знать…

Храм иногда подбирал детей из трущоб и пытался «привести их к Свету». Насколько мне было известно, сбегали эти дети втрое быстрее. И из храма, и из города, чтобы вновь не попасться. Осуждать любую из сторон я не собиралась, тут у каждого свое.

– Шими, – надавила я голосом, – ты меня понял?

– Да, теть Вет.

– Тогда расскажи мне, что надо делать при обморожении.

Шими рассказывал, попутно перетирая в ступке сушеные стручки акации, а я размышляла, краем уха слушая его болтовню и поправляя где надо.

Не успокоились?

Определенно. Мага-то не нашли.

Проверяют меня или всех?

Наверное, всех подряд. А дальше-то что будет? Страшно, ой как страшно. Но бежать нельзя, это как с собакой. Пока не бежишь – не укусит. Чтоб тому Пресветлому Храму пусто было! Твари! Сволочи! Неужели я не могу жить как хочу? Не прятаться по углам, не бояться, а свободно и спокойно лечить своим даром, учиться им пользоваться… Я ведь понимаю, что сейчас лью ведром там, где из ложки покапать хватило бы! И не могу иначе!

Просто я самоучка. Некому меня учить, некому… А сколько пользы могли бы принести маги жизни, если бы из них не сделали дойных коров? Ладно! Подумаю об этом позже.

И я вернулась к дрессировке Шими. Пользы от него все же больше, чем вреда, так что пусть работает.

Когда в дверь дома что есть силы заколотили кулаком, я даже не испугалась. Привыкла.

– Госпожа Ветана! Помогите!

Узнать угренка, но не того, который помог мне с Лораком, а Старшего, было мудрено.

Весь в крови, морда ободрана, словно по ней чем тяжелым приложились, а что не ободрано, то темной краской вымазано, чтобы в ночи белым не светить. Рука подозрительно висит плетью, сам хромает, рубаха в клочья, вода капает…

Да, сколько веревочке ни виться, а петельке быть.

– Что случилось?

– Госпожа Ветана… не гоните. Пожалуйста.

– Да не погоню, – махнула я рукой. – Садитесь, сейчас лечить буду. Так случилось-то что?

– Госпожа Ветана, у меня отец и брат… Стража нас встретила.

– Обоих? Насмерть?

Судя по взгляду Угренка – увы.

– Ладно.

Я прикинула, что надо сделать, вздохнула и полезла в шкаф. Достала здоровущую рубаху, купленную по случаю у старьевщика (хотела на полоски бинтов распустить), вытащила из шкафа бутыль с выморозками, наполнила стакан.

– Пей. Не то свалишься.

– Не поведет меня?

– Закусить дам. Рубаху надо разрезать, у тебя плечо, кажется, выбито…

– Это я о скалу.

– Я сейчас плечом займусь, а ты расскажи, что случилось.

– Предательство. Мне и здесь опасно оставаться, я бы ушел, но некуда.

– В таком состоянии ты раньше свалишься. Какое уж тут ходить?

Я вооружилась ножницами и принялась спарывать с контрабандиста остатки рубахи. Угренок залпом, как воду, хватил стакан с выморозками, даже не поморщившись.