Роман Канушкин - Канал имени Москвы. Университет

– Лодка…

– Так, свидание окончено, – немедленно оборвал их Хайтек.

Нил-Сонов странно, непонимающе обернулся на его голос, а затем в глазах загорелось что-то:

– Хайтек… Лодка Николая – тяжёлый грузовой восьмиместный шлюп, с ней не справиться в одиночку. Почему Лазарь ушёл на ней?

Глава учёных усмехнулся, но теперь возмущённо:

– Нил… Вы слышали то, что только что сказали? Может, потому, что вы были вдвоём?! Всё, свидание окончено.

Сейчас, лёжа на казённой койке, Нил-Сонов снова подумал о лодке. То, о чём все забыли, и он сам, лодка Николая… То, что казалось настолько очевидным, что о нём все забыли. А ведь это первое, что пришло ему на ум в тот злополучный день, последний день Чёрной весны, когда они только ещё приближались к Перервинской плотине. Лодки Николая нигде не было, и тогда эта картинка выглядела вполне логичной, ясной и понятной – убийца ушёл на ней. Лазарь покинул место бойни, воспользовавшись единственным доступным плавсредством. Всё так бы и оставалось, если бы… не путь Горха. Потому что у Лазаря была ещё одна лодка, лёгкая байдарка с изображением знака Рыбы на носу, как две капли воды похожая на лодку самого Нила.

«Ещё одно несоответствие в Стране Теней, – неприятно-болезненно резануло у Нила в голове, вызвав опустошающе-ватное посасывание чуть ниже желудка. – Так же, как с пулей, которую извлекли».

Нил вдруг обнаружил внутри себя какую-то странную тишину и понял, чем она могла быть: Император, чьё назойливое присутствие ощущалось с утра, затих. Затих и прислушивается.

– А ведь действительно странно, – вслух и с лёгким издевательским нажимом произнёс Нил. – Зачем Лазарю, имея под рукой лёгкую байдарку, о которой нам теперь известно, уходить на тяжёлой неповоротливой лодке Николая, которую и скрыть-то на реке толком негде?

Внутренняя тишина.

– А попробуем по-другому, – сказал Нил, всё же поймав себя на том, что говорить сейчас вслух, наверное, не совсем нормально.

Но… Зачем кто-то усиленно пытается внушить всем, в том числе и самому Нил-Сонову, что он был в сторожке, в ту роковую ночь? Точнее сформулировать вопрос таким образом: что именно пытаются скрыть за этой ложью?

«Ответ там, где начинается путь Горха. – Нил вдруг поднялся с койки на ноги и уставился в темноту за окном с решёткой. – Это всё меняет. Вот чего так опасается Император».

Внутренняя тишина. Но и словно что-то подобралось.

– Если он, конечно, существует, путь Горха, – снова вслух проговорил Нил. – Если там, в трубах, я действительно нашёл вход.

Что он мог там увидеть и понять? Сокращение маршрута, позволяющее совершить многодневное путешествие чуть более чем за сутки, лёгкую байдарку, как две капли воды похожую на его… Но это мы всё знаем. Что ещё?

Лазарь предусмотрел каждую мелочь: по принятому в сторожке порядку в журнал каждый сам вносил запись о своих действиях, старший потом только визировал это по результатам смены. Лазарь записал собственной рукой, что провёл более суток, а точнее, 36 часов у старцев Николо-Перервинского монастыря; несколько подправить потом, после бойни, даты своим же почерком не составило труда. Тем более что подпись и печать Николая уже были проставлены. Но его видели скитальцы в лодке, неотличимой от лодки Нил-Сонова, видели и не смогли опознать. И здесь он всё предусмотрел, принял меры – ядовитый плющ, как полагал Петропавел. А заваруху со скитальцами мог учинить и специально, чтобы указать на Нила. Вместо того чтобы прохлаждаться у старцев и постигать, «что они такое», Лазарь в одиночку проделывает опасное путешествие в Пирогово и обратно. Всё шито-крыто. Вероятно, в Пирогово он согласует или получает какую-то важную информацию, по результатам которой вызывает Горха и устраивает бойню в сторожке. Всё так. Только…

– Лодка Николая в этой схеме… избыточна, – хрипло обронил Нил-Сонов, глядя в темноту за окном. – Уходить на ней не было никакого смысла.

«Чего я не понимаю? Чего не знаю, что ускользает? Ведь Страна Теней лжёт, она всегда лжёт…»

«Ага! – взорвался в его голове хохот безумного Императора. – В этой схеме избыточна! Но рассказать тебе о другой?! Может, ты был там и ничего не помнишь? Ведь с тобой такое уже случалось… Для двоих лодка Николая в самый раз. Не помнишь? Может, ты постепенно сходишь с ума?!»

– Нет! И ты знаешь это, – жёстко процедил Нил-Сонов. – Поэтому так и прячете путь Горха. Но он существует. И ты напуган. Очень сильно напуган.

Император что-то попытался ответить, но снова затих. Нил-Сонов усмехнулся: может, он и вправду сходит с ума, вот так разговаривать с самим собой? А потом он понял, из-за чего замолк Император. Из-за щелчка в замке. Кто-то отпер дверь в карцер.

Нил уставился на дверь. Ничего не происходило. Что за странный визит, посреди ночи…

– Входите, чего ждёте? – потребовал он.

В ответ – молчание. Лишь лёгкий сквознячок из-за приоткрывшейся двери.

– Ну, и что происходит? – сказал Нил. И понял, что всё же слышал кое-что. Быстрые удаляющиеся шаги в коридоре. Кто-то умел ходить почти бесшумно, лишь слух гида позволил уловить звук. Но… и ощущения угрозы из-за двери не исходило. Нил был почти уверен, что теперь коридор пуст. Тот, кто открыл карцер, уже ушёл.

«Ну, и что всё это значит? Зловещая игра продолжается?»

Нил-Сонов быстро подошёл к двери и выглянул в коридор. Действительно пусто и безмолвно. Даже движение теней отсутствовало. Нил мгновенно просчитал все возможные варианты: не похоже, что кто-то решил пристрелить его при попытке к бегству. Он опустил голову: на порожке двери лежали его манок и оружие. И совсем уж невиданный дар. Нил взял его в левую руку и сжал кулак. Поднял скорострельный «Глок» и тут же определил, что обойма полная. Разжал левый кулак. Прошептал:

– Дары волхвов…

Кто-то оставил ему величайшую драгоценность – всего лишь одну, но серебряную пулю. На случай встречи с каким-нибудь чудовищным порождением мглы, например с…

– Горхом, – совсем неслышно слетело с губ Нил-Сонова.

Пустынный коридор ответил ему молчанием. Путь был свободен.

Когда раздался знакомый стук в дверь, Хайтек сидел в своём кабинете и работал. И собственные мысли мешали ему. Такое случалось нечасто. Глава учёных потратил немалое время на медитативное воспитание собственного ума и мог с лёгкостью отметать всё ненужное. Да чего там говорить – такого не случалось вовсе. Потому что Хайтек тоже думал о лодке Николая. И чем больше, тем больше всего в его голове не сходилось.

«Чёрт, а ведь он прав, – поморщился Хайтек. – По крайней мере, искренне убеждён, что прав».

Хайтек был учёным и привык иметь дело с фактами. И опираться, делая умозаключения, только на них. Оставалось довольно широкое поле для интерпретаций, но факты – вещь упрямая, и досужие вымыслы к ним не подошьёшь.