Юрий Буйда - Сады Виверны

И что значит спасти? Вывести за ворота поместья, где их никто не ждет? Да первый встречный патруль национальной гвардии схватит их, и хорошо еще, если доведет до тюрьмы, а не перебьет по дороге. Или отправит в лупанарий.

В Гавре из уст в уста передавались ужасные истории о девушках из дворянских семей, которых революционеры сдавали в публичные дома для простонародья, называвшиеся «бойни», где проститутки трудились за гроши, принимая пятьдесят – семьдесят клиентов в день. Впрочем, в Париже, где каждая восьмая женщина занималась проституцией, такими историями трудно было кого-либо удивить или разжалобить.

Гражданин Боде не потрудился объяснить мотивы, которыми он руководствовался, и вряд ли они обусловлены чистым милосердием, однако мое представление о милосердии сейчас включало только Анну и меня, и расширять его границы я не мог и не хотел…

Промокший и подавленный, я вернулся в свои апартаменты и сказал Анри, что ужинать буду у себя.

Вскоре он принес, как я и просил, окорок, сыр, хлеб и фрукты.

Оставалось дождаться, когда придет Анна, и завершить наше дело.

Чтобы не вызвать подозрений, она должна была добросовестно исполнять обязанности мадемуазель Вонючки, поэтому встречи предстояло ждать довольно долго.

Вот сейчас – я взглянул на часы – она спускает тележку, нагруженную горшками, по пандусу к лазу, где вчера Полетт удостоилась дружеских шлепков по заднице. Ей предстояло опорожнить ночные вазы, вымыть их, вернуться тем же путем в замок, поставить тележку в тупике, зажечь свечу в чулане, постирать фартук, достать из шкафчика нож, сыр, хлеб и вино, но не успеет она приступить к трапезе, как явится Анри, и ей придется развязать шнуровку на лифе, чтобы…

Схватив складной нож, я выбежал в коридор и бросился к лестнице, ведущей вниз, к кухне.

Тележки в тупике не было, но приближающееся постукивание ее колес уже можно было различить среди слабых звуков засыпающего замка.

Я метнулся в нишу и замер.

Вскоре мимо меня прошла Анна, толкавшая перед собой дребезжащий снаряд с чистыми горшками.

Она постояла на пороге, вглядываясь во тьму коридора, прежде чем скрыться в чулане.

Наконец послышались шаги Анри.

Когда он поравнялся со мной, я ударил его ножом в шею. Он шарахнулся и упал на четвереньки, но на этот раз я не стал медлить – схватил его за волосы и с такой силой полоснул по горлу, что струя крови ударила в пол.

На шум из чулана выскочила Анна со свечой в одной руке и ножом в другой.

Я отпустил Анри – он плюхнулся плашмя на пол.

Анна присела на корточки, поднесла свечу к залитому кровью лицу и проговорила сквозь зубы:

– Теперь у нас два трупа. Но этого хватятся с утра пораньше.

Нам потребовалось не меньше двух часов, чтобы отвезти на тележке для горшков оба трупа к садовым печам. Кирпичные чудища еще дышали жаром, и, когда я при помощи длинного шеста кое-как затолкал в топку тела, предусмотрительно политые маслом, они тотчас вспыхнули. Впрочем, предусмотрительность – заслуга Анны.

Внезапно из-за деревьев нас окликнул встревоженный голос:

– Ehi, che state facendo? [69]

Мы прыгнули в кусты и побежали к замку.

О том, чтобы попасть в дом через главный вход, не могло быть и речи.

В свете луны я заметил узкую тропку, которая вела к дверце, подходящей разве что для собаки. Выбора, однако, у нас не было. Ногой выбив дверцу, я пробрался внутрь, Анна последовала за мной. Передвигаться приходилось на четвереньках, но вскоре лаз превратился в коридор, и мы смогли выпрямиться.

Когда глаза привыкли к темноте, стало понятно, что перед нами два пути – налево во тьму, где что-то булькало и урчало, или направо по коридору со сводчатым потолком и стенами, покрытыми слизью, которая поблескивала и переливалась, отражая слабый свет, проникавший сюда из глубины подземелья.

С ножом в правой руке я решительно двинулся направо, и вскоре мы оказались в том самом зале, где в огромных бутылях, освещенных фонарями, были заключены шестеро мужчин.

Анна была поражена этим зрелищем.

Бутыль, в которой лежал человек, как две капли воды похожий на кучера Дени, была пуста.

Я взял Анну за руку и подвел к последней в ряду бутыли.

– Это и есть Арман де Брийе, мой друг, о котором я тебе рассказывал.

Она присела на корточки перед бутылью и спросила:

– Как же он туда попал? В горлышко можно с трудом засунуть руку, но не человека… – Повернув голову, устремила взгляд в темноту, сгущавшуюся за дальними колоннами. – Там, кажется, кто-то есть!

Подхватив фонари, мы двинулись за колонны и вскоре увидели их – молодых женщин, девушек, девочек, которые сидели вдоль стены на скамье со связанными руками и ногами с мешками на головах. Одеты они были в одинаковые сорочки до пят.

Я снял мешок с ближайшей девушки – это была брюнетка с кляпом во рту, глаза ее сверкали гневом.

– Дочери аристократов, – сказал я, отвечая на взгляд Анны. – Родители отдали их маркизу, да еще заплатили, чтобы он спас их от неминуемой смерти. Гражданин Боде уверял меня, что на самом деле де Бриссак намерен воспользоваться ими в каких-то своих целях, не имеющих ничего общего со спасением. Он сказал, что их ждет нечто такое, что страшнее смерти…

– Что?

– Не знаю.

Анна вдруг приложила палец к губам и присела.

Я последовал ее примеру.

Мы погасили фонари и замерли.

Дверь бесшумно отворилась, и в зал вошел кучер Дени, а за ним – Манон.

Дени подошел к пустой бутыли и стал раздеваться.

Маркиза вдруг опустилась перед ним на колени и, когда кучер остался в костюме Адама, подалась к нему.

Мы не видели, что они делали, но догадывались.

Догадки наши, однако, оказались верны лишь отчасти.

Не прошло и минуты, как Дени стал уменьшаться в росте, а вдобавок как будто сузился, и маркиза, схватив его за ягодицы, принялась за дело с еще большей энергией, и вот уже кучера не было видно за ее спиной, а когда она поднялась на ноги, Дени исчез.

Манон подбежала к бутыли, прильнула губами к горлышку и выплюнула белую струю. Сосуд наполнился паром, который забурлил, всклубился, стал постепенно сгущаться, обретая форму, и через несколько мгновений в бутыли возник Дени с безвольно опущенными руками и ногами.

Тяжело дыша, маркиза выпрямилась и приложила к губам платок.

– Что же вы не аплодируете, господа? – раздался сзади голос маркиза. – Где еще вы могли бы насладиться таким зрелищем?

Мы вскочили, но де Бриссак остановил нас жестом.

За его спиной маячили слуги.

– Нет-нет, Мишель, уберите свой нож! Вам и вашей подруге никто и ничто не угрожает. Пришла пора объясниться, не так ли? Пойдемте-ка наверх, там и поговорим. – Он поймал мой взгляд. – Даю слово, что в наше отсутствие с этими девушками ничего не случится. – Маркиз с усмешкой поклонился. – Прошу, мадемуазель, и вы, господин д’Анжи!