Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).

— Так иди ко мне…

Она легко соскочила с постели, потянулась и подошла к часам. Я наслаждался чудесным видом. Не часов, разумеется.

— Если верить этим часам, сейчас уже шесть утра.

— Не верь. На них всегда шесть часов. Стоят они.

— Жаль. А почему?

— Механизма нет.

— Жаль… — повторила Аля с неподдельным сожалением. — Такие красивые.

Она открыла дверцу корпуса и тронула маятник пальцем. Тот с готовностью принялся раскачиваться на своем гвозде. Аля закрыла часы, отошла на шаг назад и удовлетворенно констатировала:

— Так-то лучше!

И вернулась ко мне.

Солнце полоснуло по закрытым глазам. Я вскочил и огляделся. Комната была пуста. Постель тоже.

— Неужели приснилось? Не может быть! — пробормотал я, старательно осматривая простыни.

Ничего, ровным счетом ничего не напоминало о ночном происшествии! Да и я чувствовал себя отлично выспавшимся, чего по определению не могло быть, если…

Если бы все было на самом деле!

Тяжело вздохнув, я принялся одеваться. Натягивая футболку, вдруг понял, что в комнате поселился какой-то посторонний звук. Тихий, ритмичный и совершенно невозможный!

Выпростав голову из футболки, я тупо уставился на реликтовые часы. Они тикали. В полной гармонии с раскачиванием тяжелого бронзового маятника.

— Чур меня, чур! — на всякий случай пробормотал я.

Часы на мое заявление никак не отреагировали и упрямо продолжали тикать. Я подошел поближе и открыл корпус. Маятник раскачивался на своем гвозде вопреки всем известным и неизвестным мне законам физики. А стрелки показывали реальное время: 8.15.

— Опупеть! — констатировал я и ущипнул себя за живот. Больно!

Минут пять простояв в полном отупении перед часами и окончательно убедившись в том, что они не собираются останавливаться, я побрел на водные процедуры. Справедливо рассудив, что, умывшись, смогу оценить невероятную действительность более трезво.

В коридоре я нос к носу столкнулся с Алей. Она со страшно деловым видом неслась куда-то со шваброй наперевес.

— Доброе утро, доктор! — улыбаясь, поприветствовала меня девушка, пробегая мимо.

— Доброе… — машинально пробормотал я и тут же опомнился: — Аля!

— Да, Пал Палыч? — остановившись, она обернулась ко мне. Зеленые глаза смеялись.

— Аля, э-э, скажите… — замялся я, пытаясь сформулировать мучавший меня вопрос. Девушка терпеливо ждала.

— Аля, это было? — ляпнул я наконец.

Она подошла ко мне вплотную и очень серьезно ответила:

— Нет, Кот. Это — есть!

Легко провела горячей ладошкой по моей щеке и убежала.

29 сентября 1987 года, 17.40,

поселок Ноябрьский, ЦРБ

— Нет, ребята, пулемет я вам не дам! — заявил нам главврач после недолгих раздумий.

— Какой пулемет? — ошалело переспросила Клавдия Петровна.

— Ручной, дисковый, — объяснил я ей. — Фильм такой есть: «Белое солнце пустыни». Это оттуда.

— Точно! — подтвердило начальство.

— Александр Иваныч, так за державу ж обидно! Нам в самом деле нужно это оборудование. Поверьте, я три недели уже в Кобельках, и за это время было восемнадцать — вы только вдумайтесь — восемнадцать случаев, требующих интенсивной терапии! Из них — одна клиническая смерть. И еще в шести случаях события могли развиваться по другому, печальному сценарию! — я перевел дух и грустно закончил: — А у нас нет даже банального дефибриллятора, не говоря уж об ИВЛ, интубационных наборах и мониторах.

— Да-да, Александр Иваныч, — встряла в разговор фельдшерица. — Пал Палычу даже пришлось дефибриллятор из ложек делать!

Я ткнул ее пальцем в бок, но было поздно.

— Из чего делать? — брови начальства недоуменно вздыбились, отчего гигантский колпак подпрыгнул почти до потолка.

— Из ложек! — пискнула Клавдия Петровна и спряталась за меня.

— Эт-то как? — поперхнулся главный.

Я вздохнул и объяснил. Повисла напряженная тишина. После долгой паузы начальство наконец отмерло и осведомилось:

— И помогло?

Я пожал плечами:

— Пациентка выжила.

Александр Иваныч выбрался из своего логова, подошел вплотную ко мне. И принялся таращиться на меня снизу вверх, отчего мне тут же захотелось присесть на корточки.

Налюбовавшись вдоволь, начальство изрекло:

— А знаете что, Пал Палыч? Пожалуй, я выпишу вам все, что вы просите. Иначе, неровен час, в следующий раз вы надумаете ИВЛ из какого-нибудь трактора соорудить. А в разгар уборочной страды нам этого не простят. В райком затаскают.

— Спасибо, Александр Иваныч! — я расплылся в улыбке.

— Не за что! — буркнул главный и вальяжно прошествовал за свой стол.

Уселся, подтянул к себе мою заявку и поставил на нее размашистую визу.

— Возьмите, отдадите главной сестре, она вам все выдаст. Удачи!

Мы с Клавдией Петровной попрощались и направились к выходу.

— Пал Палыч! — окликнул меня главный, когда я уже взялся за ручку двери.

Я обернулся.

— А вы молодец. Надо же — дефибриллятор из ложек! Это ж фантастика просто!

— Фантастика, конечно, — согласился я. — Вот только автора не помню. То ли Кларк, то ли Стругацкие.

И, не дожидаясь, пока озадаченное начальство придет в себя, выскочил за дверь. Мало ли, вдруг еще передумает.

Мы уже почти загрузили «уазик» отвоеванным оборудованием, когда в больничный двор въехал знакомый милицейский «воронок».

— Здравия желаю, лейтенант! — поприветствовал я выпрыгнувшего из машины Семена Михалыча.

— Здорово, Палыч! — он крепко пожал мне руку. — Клавдия Петровна, я вашего доктора заберу?

— А что он натворил? — из салона высунулась озабоченная фельдшерица.

Кешка тоже выкарабкался из кучи коробок и молча уставился на нас.

— Пока ничего. Я для профилактики, — рассмеялся лейтенант.

— Ну, тогда забирайте! — великодушно разрешила Клавдия Петровна.

Я вопросительно поглядел на Семена:

— Случилось что-то?

— Случилось. Новая покойница. Шестая.

— Седьмая, — поправил я его.

Лейтенант недоуменно посмотрел на меня. Я пояснил:

— Об одной ты не знаешь.

— А тебе-то откуда известно? — Семен озадачился еще больше.

— Известно. Аля сказала.

После недолгой паузы, в течение которой участковый беззвучно открывал и закрывал рот, он опомнился:

— Ладно, потом расскажешь в подробностях. А сейчас пошли: совет держать будем. С Абрамом Мееровичем.

— А это кто?

— Вот и познакомитесь. Мудрейший человек! Ты своих-то отпусти, я тебя потом сам отвезу.