Анастасия Гофман - Печать силы

В этом доме Анна провела почти четыре года, прячась от людей днем, и выходя лишь после наступления тьмы. Лицо ее по-прежнему было изуродовано и иногда, перед самым наступлением сна, горело той же жуткой агонией, что и во время пожара. Но теперь Анна все реже вспоминала об этом, а в своем лице видела лишь символ устрашения, символ ее боли и одиночества, что несла она на своих плечах все это время.

Воспоминания закинули девушку в момент перед самым наступлением утра. Она лежала на кровати, сымпровизированной ею самой из обломков чьей-то скамьи, только застеленной грудой чужого хлама, который люди из богатых семей выбрасывали на радость беднякам.

Девушка только что вернулась с очередного похода за едой, зажимая под старым истертым пальто связку с хлебом и сырым картофелем, припрятанным для нее одной торговкой, не лишенной сердца. Откусив лишь крошечный кусочек черствого хлеба, Анна улыбнулась, ощутив мягкий долгожданный вкус. Силы совсем покинули ее и больше не подчинялись ее командам. Девушка все чаще ощущала себя простым человеком, уродцем, призванным работать на ярмарке для потехи других.

Она шмыгнула под одеяло, накрылась с головой, затушив горящую возле кровати свечу. Ветер за стенами землянки завывал, как дикий зверь. Но не это обеспокоило девушку. Какой-то странный шорох, похожий на шаги, не давал девушке забыться сном.

«Кто же это? Как узнали, что я здесь?»

Девушка не успела закончить мысль, ведь кто-то ворвался в дом так стремительно, что крючок, помогавший двери держаться, мигом обломился и со звоном отлетел к другой стене.

– Вот она! Воровка! – закричал мужчина с палкой в руке.

Он кинулся в сторону Анны, замахиваясь, раз за разом, устрашая свою жертву.

– Держи ее! – крикнул другой, осматривая темное помещение. – Не уйдешь-то теперь, воровка!

Их голоса раздавались в голове эхом, Анна закрыла уши, вместо того, чтобы сопротивляться. Тот человек, что был выше и шире в плечах, схватил девушку за грудки и поднял в воздух, отбросив прочь капюшон, под которым скрывалось лицо.

Его собственное лицо исказилось от ужаса, но тут же отчего-то повеселело. Губы растянулись в улыбке, мерзкий запах изо рта ударил в лицо Анны.

– Ты посмотри экая уродина, – он швырнул девушку в угол, прямо на холодный пол, и сам кинулся же следом, занося за спину палку.

Он бил снова и снова, но Анна держалась и даже не думала кричать. Мог ли кто-то причинить ей еще больше боли, чем это уже было сделано? Нет. Сердце ее было до того растерзано, что не могло воспринимать ничего, кроме того ужаса и отвращения, которые испытала Анна, впервые увидев свое лицо. Кроме жгучей боли, когда собственная мать пожелала ей смерти; кроме пустоты в сердце, когда умер отец, и девушка осталась одна.

Мог ли какой-то простой человек, не наделенный ни настоящей силой, ни разумом причинить ей еще больше вреда?

Он стал бить сильнее и стремительнее, словно забавляясь.

– Чего же ты молчишь? Может, немая, а? – В его голосе чувствовалась насмешка, он был явно доволен собой. – Кричи… Ну же, кричи, пока не убил!

Второй рылся в вещах Анны, надеясь найти хоть что-то ценное. Но ему то и дело попадались очередные лоскутки и шнурки, о предназначении которых мужчина, разумеется, не имел и понятия.

– Что ж она тут наворовала-то? Бей ее. Секи, что есть мочи. Пусть еще подумает, пойдет ли вновь в твой дом за едой… Секи!

Анна держала руки перед собой, закрывая лицо, сквозь пальцы, наблюдая за происходящим.

«И сколько можно мне терпеть все это? Так долго, так долго я бежала от всего… ела чужие помои, чтобы не подохнуть, как животное. Но осталась ли я человеком? С моим лицом? С этим куском глины вместо лица! Нет мне спасения, нет мне будущего, сколько бы лет я не прожила еще. Никто и никогда не обнимет меня. Никто и никогда не поцелует моих губ… Даже не взглянет на меня иначе, как с отвращением. Так лучше мне умереть сейчас, на радость этим дикарям, чем всю жизнь скитаться по подворотням. Не могу я больше так, не хочу я так… – Анна тихо заплакала, роняя слезы на грязное пальто и платок, окутывавший шею и грудь. – Так бей сильнее. Секи, что есть мочи. И пусть все это закончится прямо сейчас. Сейчас или никогда».

Она лежала на полу, полуживая, мечтая о смерти и освобождении, ощущая морозный воздух, лившийся снаружи. А на улице уже рассветало: луч солнца проник внутрь темной комнаты, упав прямо на лицо девушки.

– Яркий, – шепнула она едва различимо, улыбаясь, как безумная, в ожидании конца.

Этот луч был теплым и ласковым, обнимал ее обезображенное лицо своим светом, словно подслушал мысли Анны и выполнил ее заветное желание.

«Никто меня не обнимет, – пронеслось в ее голове, – только солнце сделает это».

Она закрыла глаза, наслаждаясь этим теплом и близостью.

Мужчина выдохся, согнулся пополам, переводя дыхание, и бросил палку на пол.

– Что ты? Устал уже? – второй перестал копошиться в том, что для него явно не представляло ценности. – Дай-ка я еще разок уродину эту…

Внутри Анны закипела энергия: она стремительно заполняла каждую клетку организма, не позволяя им умереть. Раны затягивались, синяки исчезали, рассасываясь за считанные мгновения. Тепло разливалось вокруг, заполняя воздух, накаляя его. Снежинки, влетавшие в дом, таяли, натыкаясь на горячую энергетическую преграду, окружавшую Анну со всех сторон.

«Что же ты делаешь со мной? Позволь мне уйти… Позволь мне навсегда уйти! Я уже давно не должна быть здесь! – девушка распахнула глаза, когда над ней нависла чужая тень. Анна посмотрела на мужчину открыто, с вызовом, не страшась уже ничего.

– Чего же ты ждешь? – шепнула она, а затем уже громко повторилась. – Чего же ты ждешь?! Бей! Не жалей своих сил, раз они у тебя есть! И всем расскажи, как я кричала! Всем скажи, что молила о пощаде, а вы, храбрецы, расправились со мной!

– Это чего ты еще говорить вздумала? – широкоплечий вновь схватил палку и бросился на девушку. – Молчи! И откуда только силы взялись, и смелость, ты, тварь безобразная?!

Анна успела лишь заметить, как тень чужой руки вновь нависла над ней, прежде чем ощутила удар.

Удар тот был ее собственный: энергия вынеслась за пределы тела стремительно, беспощадно, вновь и вновь обрушивая свою мощь на хрупкие человеческие тела. Один из нападавших умер почти мгновенно: его выбросило из дома, зашвырнув на несколько метров, пока тело не встретилось со стволом дерева. Таким громким был хруст то ли ломавшихся костей, то ли веток, что Анна не могла его не услышать. Она почувствовала, как жизнь навсегда покинула тело мужчины, и злость охватила девушку, держась за руку с ликованием.

Все мысли о смерти унеслись прочь.

– И как я только могла всерьез об этом задумываться? – прошипела Анна сама себе, вставая на ноги. Ее голос стал уверенным, слова были так горячи, что обжигали слух. – От рук такой падали я не погибну, найду себе достойнее концовку. Пока есть солнце, чьи лучи меня ласкают, я не уйду, – невидящий взгляд устремился на все еще живого человека. Он зажимал пальцами разбитый нос, глаза блестели страхом и непониманием. Мужчина не мог оторвать взгляда от уродливого лица воровки. – Ведь ему я нужна, меня солнце согреет. А вот вашим жалким телам его не видать!