Элиза Крейв - Надлом

ослепляет.

Я припадаю к полу и рычу. Я снесу его коронованную голову с плеч.

Он останавливается в паре фунтах от меня и разводит руки в стороны.

— Добро пожаловать домой, дочь.

Толпа безумствует.

Не совсем то, что я ожидала. Меня это застает врасплох, и я поднимаюсь. «Дочь»? Я шепчу

это слово, сама того не желая. Я разглядываю лицо мужчины. Но кроме белоснежной кожи и чёрных

демонских глаз ничего похожего на меня не нахожу. Он улыбается. Я улыбаюсь так же? Не знаю. Он

мой отец. У меня есть отец. И он убил моего друга.

Ури.

Не мой отец, просто донор спермы.

— Мы довольно долго тебя искали, — усмехается он неодобрительно.

А я непослушная девчонка, да, папочка?

117

— Как ты нашёл меня? — спрашиваю я, чтобы потянуть время. На самом деле мне плевать,

как он это сделал. Так или иначе, я здесь.

— Твоя кровь. Халь-Карим попробовал ее в ночь, когда вы встретились.

Победивший меня демон. Неужели это было всего несколько дней назад?

— Запах крови улетучился, как это бывает, и мы потеряли тебя. Пока ты не показала себя в

ДК. — Он улыбается. — Это судьба, что ты пришла сюда, пока мы можем чувствовать тебя.

Судьба или глупость.

— Ты похитил меня.

— Нет, ты не пленница. Ты — наш гость.

Он выразительно машет рукой, и толпа начинает что-то бормотать.

— Ах, да, вышло недоразумение с комнатой с решетками. Ты всех гостей устраиваешь в

подземелье?

Он хихикает.

Я такая милашка. Он приподнимает свои идеальные брови.

— А ты бы осталась в противном случае? — Нет . — Дай мне шанс всё объяснить.

— Ты убил моего друга.

Моё сердце — памятник Ури. Его имя вырезано на нём. К моему удивлению демон хмурится

и качает головой.

— Мне жаль. Я не знал, что они запланировали.

Его взгляд смягчается настолько, насколько позволяют его тёмные глаза.

— Но ты должна понять, он убил друзей тех, кто убил его. Ты знаешь, как тяжело бывает

порой не осуществить месть.

О, я знаю. Я вонзаю свои ногти в ладони.

— Они хотели прикончить твоих друзей сразу же после того, как поймали. Но я остановил их,

как только нашёл. — Он скалится. — И они наказаны.

Он не дал им убить Хая и Джо? Почему?

— Почему? Я думаю это и так понятно, Меда. Я не хочу делать тебе больно. Ты

принадлежишь нам, своей семье. Своему виду.

Я думаю про Ури. Я понимаю, что двигало демонами. Я же борюсь с этим. Меня не волнуют

другие. Мне больно, что мой друг мертв. Я понимаю их, но мне плевать. И я всё ещё злюсь.

— Нет.

— Нет, Меда? Тогда кому ты принадлежишь?

— Народу моей матери.

Но и это неправда. Я не принадлежу никому.

— Здорово познакомиться с тобой в конце концов, Модник, но ты немного опоздал.

— Меда, — он потряс головой, — я никогда не бросал тебя, я даже не знал о твоём

существовании. Его прекрасные глаза молят о понимании. — Она не сказала мне. Она просто скрыла

это от меня, когда… — его губы дрожат, — когда она получила то, что хотела. Мы нашли тебя

только около двух лет назад. С помощью дьявольской силы было уничтожено одно место, и это

заинтересовало нас. Там был твой дом, Меда. Я узнал Мэри… и тебя. И с тех пор не переставая

искал тебя.

Они искали меня в течение двух лет? Тут я наконец все понимаю. Вот, что нужно было

демонам. На какую-то долю секунды я задумываюсь, он искал меня потому, что я его дочь или

потому, что я наполовину Тамплиер?

118

А потом вспоминаю, что это не важно. Даже если бы он дал свою руку на отсечение ради

меня, в моем отношении к нему ничего не поменялось бы. Именно мама всегда была для меня

путеводной звездой. Она бы не захотела, чтобы я осталась с ним. Поэтому она годами прятала меня.

— Нет.

— Меда, ты принадлежишь нам. — Теперь его голос более строгий, словно он объясняет что-

то ребенку. — Конечно ты это знаешь. Вся твоя натура кричит об этом. Не заставляй меня

напоминать тебе.

Напоминать мне?

Внезапно я чувствую, как Голод вспыхивает внутри меня. Только однажды я чувствовала его

так остро. Он пульсирует в венах. Крокодил, снующий под кожей, превратился в дракона.

Единственное, о чём я могу думать, это зверский голод, разрывающий меня. Кожа не может

сдерживать этого, а разум не в состоянии остановить. Боль заставляет меня выгибаться. Локти не

двигаются, а колени обращаются в камень. Боль проносится по нервным окончаниям, заставляя

пылать каждый сантиметр кожи. Я бы содрала ее, если бы это помогло избавиться от боли.

Но зи-Хилу нужна была самая малость.

— Моя любимая дочь, не заставляй меня уговаривать тебя таким образом.

Огонь исчезает. Так же быстро, как затухают свечи. Я чувствую слабость и задыхаюсь, но, по

крайней мере, больше не хочется избавиться от собственной кожи.

После огня, пожиравшего моё тело, голос отца кажется успокаивающе-прохладным.

— Ты можешь сказать мне, что ты не одна из нас. Но Голод не даст тебе соврать.

— Странный… — мне не хватает воздуха, — способ показать свою заботу, Модник.

Боль всегда выводит меня из себя.

— Меда, ты должна помнить, кто ты такая. Ты не одна из них. — Он складывает руки за

спиной и обходит меня, оставаясь недосягаемым. Умно. Я отворачиваюсь, выражая всё свое

презрение, но уголками глаз продолжаю следить за ним.

Его голос из по-отцовски строгого стал завлекающим, как у бродячего торговца.

— И ещё, Меда, мы можем избавить тебя от Голода. Навсегда. Ты больше никогда не будешь

его рабыней.

Я не выдерживаю и смотрю на него.

Он улыбается.

— Все здесь живут за счёт источника. Это напрямую связанно с жизнью после смерти. Мы

всегда сыты, не чувствуем боли или нужды. Нам незачем убивать. — В уголках его глаз собираются

морщинки. — Правда, иногда мы не можем удержаться.

Толпа смеется.

Есть, есть, есть. Одно слово танцует в моей голове. Боль, заставляющая кричать, исчезла. Но

Голод — нет. Да, он стих, но всё ещё обжигает.

— Меда, если ты не присоединишься, мы не сможем отпустить тебя. Ты слишком опасна. —

Он замолкает. — Но я бы никогда не смог убить свою дочь.

Я дрожу. Его слова — одно, а намерения — совсем другое. Я навсегда застряну здесь.

Папочка — хитрый оратор. Он показал мне, как я буду страдать взаперти, без источника «пищи». И,

конечно, я не смогу справиться с этим. Я присоединюсь к ним, чтобы эта мука закончилась. У меня

нет другого выбора.

— Нет. — Это глупое слово вылетает у меня против воли.

— И почему ваш вид такой упрямый?

Я не отвечаю ему. В конце концов, я ни чем ему не обязана, кроме набора хромосом. Когда-

нибудь он всё равно поймет почему.

119

— Дело в твоей матери, не так ли? Она настроила тебя против меня.