Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

– Сволочи! Суки! – сказал домашний мальчик, воспитанный на Шекспире в оригинале. И добавил довольно много нецензурщины.

– Сама знаю, – я погладила его по руке. – Что еще?

– У меня одноклассник застрелился! Суки!..

– О Господи…

И Славка заговорил – да так, что понять было очень трудно. Как будто два человека наперебой рассказывали мне эту дикую историю. Один пытался в трех словах изложить биографию двадцатилетнего парня – сперва школьника из приличной в прошлом семьи, потом безработного, потом охранника, потом шестерки в какой-то дикой фирме, так неудачно ставшего свидетелем заказного убийства, что на него же это убийство и повесили. Другой перебивал – парень, около недели прожив на нелегальном положении, успел обзвонить всех друзей и попрощаться с ними, кое-кому даже подарки оставил. А пистолет у него был как бы служебный…

– Вот! – Славка достал из кармана широких спортивных штанов зажигалку в виде револьверчика. – Он мне говорит, что во вторник поедет в Юрмалу и застрелится, а я, идиот, беру! Даже дураком его не назвал! Даже не подумал!..

Зажигалка лежала на широкой ладони, а ладонь дрожала.

– Какая же я скотина! – воскликнул Славка. – Ты не прогонишь меня? Я не могу домой… Я не могу… Там отец пьет. Слушай, ты же в газете работаешь – это правда, что правительство даст субсидии отставникам, которые захотят выехать в Россию?

– Брехня, – ответила я. – Если и даст, то по сто латов на рыло. Далеко твой батька на них уедет? Ты пей, пей кофе, я еще сварю.

– Возьми, – Славка протянул зажигалку. – Спрячь… Я не могу, понимаешь?.. Забери!

– Давай.

Пальцы мои коснулись смешного револьверчика – и вновь почувствовала, что необходимая вещь отыскала меня. Ничего себе приветик от самоубийцы… плюс наследство Марии Николаевны… мука и огонь… к чему же это клонит судьба, к какой магии? Друид велел – не проходи мимо, бери подарки судьбы, потому что иначе не возникнет новой магии. Что же такое сейчас у меня возникнет?

Было уже довольно поздно, Славка уже заснул в кресле, когда в дверь позвонили – но как-то нерешительно. Таро, забравшийся за кресло, высунул морду, но даже не гавкнул. В конце концов, это не его дом, чтобы охранять. Я пошла открывать.

На пороге стоял Гунар.

Под мышкой у него было что-то вроде корыта, завернутого в клеенку.

– Заходи, – с трудом поверив глазам, сказала я. – Какими судьбами? Ты хоть знаешь, который час?

– Я по делу, ты только не удивляйся… – вид у Гунара был какой-то изумленный. – Меня Лига прислала. За кулинарной книгой… Ты же собираешь кулинарные книги?.. Со старыми рецептами? Ты же ей про них говорила? Ну вот, она меня и прислала…

– А зачем ей в такое время суток кулинарная книга?

– Она хочет печь хлеб.

– Ночью?

– Ночью…

– А она… она – не того?

Я покрутила не то чтоб пальцем, скорее всей кистью, и не то чтоб у виска, скорее у щеки. Это означало не то чтоб безумие, но близкое к нему состояние.

– Похоже на то. Истерика… – отвечал Гунар. И замолчал основательно.

Ладно – я пошла на кухню, где имелась целая полка кулинарной литературы. Он поплелся следом.

– Извини, пожалуйста, – сказал он. – Я только возьму книгу – и сразу же ухожу. Никакого чая.

– Без чая не отпущу.

– Мне только книгу… Квашню я у тетки Милды взял, она дала на два дня, как положено, со старой закваской…

– Что стряслось? – решительно спросила я. – Давай, выкладывай! Ведь что-то стряслось!

Он отвернулся к стенке.

Такое уже было недавно – когда у него сперли в троллейбусе драгоценный никоновский объектив прямо из сундука. Редко мне доводилось видеть плачущего мужика – и не хотела бы я еще хоть раз в жизни смотреть на такое!

– С детьми все в порядке?

– В порядке…

– Так чего же она?..

– Ты же знаешь, я в долги влез…

– Она пронюхала?

Он покивал головой, когда-то – кудрявой, теперь волосы поблекли, поредели, и вообще не так уж много осталось от его прежнего блеска… примерно столько же, сколько от стройного глазастого мальчика, читавшего по-английски сонеты Шекспира, – в заматеревшем Славке… И мне зеркало тоже не льстило.

Нетрудно было догадаться – Лига закатила скандал. Четверо малышей, да пятый в животе, а глава семейства позволяет украсть у себя объектив. И до чего же она могла додуматься в ходе скандала? До резкого сокращения расходов?

– Если бы я мог уйти… – пробормотал Гунар. – Если бы можно было взять и уйти… Сил больше нет…

Я уже читала в каком-то конкурирующем издании, что многие старики наловчились сами печь хлеб в газовых духовках по старым рецептам. Вроде получается куда дешевле и даже вкуснее. Очевидно, и тетка Милда тем же развлекается! Им легче – у них есть на эту возню время! Куча времени. Воз времени. Умнее сидеть у духовки, чем торчать целый день на рынке, распялив руки с гирляндами колготок. Заработать за день двадцать сантимов или сэкономить их же на хлебе – так на так и выходит.

Неужели у Гунара счет пошел на сантимы?

– Чайник… – сказала я Ингусу. – И лети куда хочешь, воруй у кого хочешь, только чтоб через десять минут здесь была полная сумка продовольствия!

Впервые я попросила его что-нибудь принести. И этическая сторона дела была мне совершенно безразлична.

Ингус качнулся в воздухе, что выглядело согласным кивком, и просочился сквозь оконное стекло.

– Что это? – спросил Гунар.

– Свет от фар, – ответила я. – Ступай в комнату, без чая я тебя не отпущу. Держи! Сам смотри – где есть хлебные рецепты, а где их нет.

С десятком книг он поплелся в комнату. Я убедилась, что Ингус зажег горелку под чайником, и достала из хлебницы батон. Без бутербродов я это горюшко тоже не отпущу…

Плохо. Очень все плохо. Наследство от старушки и подарочек от самоубийцы… Ничего себе вечерочек…

Таро залаял на Гунара. Очевидно, кошачий дух учуял. Дома у Гунара с Лигой кошки не переводились.

Я, оставив бутерброды, поспешила в комнату.

Но палевый пес кинулся, оказывается, к Гунару, как к лучшему другу. И Славка, выкарабкавшись из глубокого кресла, уже протягивал ему руку с большим достоинством. Держался он так же прямо, как всякий мужчина, старающийся скрыть опьянение.

Мужчины смотрели в глаза друг другу – один, уже трепанный жизнью, уже загнанный ею в угол, не имеющий права отступать, и другой, впервые толком осознавший, какая мерзость творится вокруг.

И один был моим другом, а другой пришел ко мне за спасением… как будто я могла помочь!..

На кухне что-то грохнуло об пол. Грохнуло увесисто, со звяком. Видно, Ингус набил сумку консервами.

А за окном раздался ровный гул. Не самолетный, нет! Я узнала этот гул. Я знала, кто раскатисто плывет над облаками, ища себе местечко в этом замусоренном мире. И ведь уйдет за рубеж, поминай как звали, оставив нам только грязную трясину с битыми бутылками, ржавыми жестянками и дохлыми лягушками!