Анна Клименко - Век золотых роз

– Э, погоди, – он крутнулся и вывернулся из рук Аль-Мааш, – это не так… все не так, милочка.

Ийлура только приподняла брови. Видимо, слов она не находила.

А Элхадж, воздев руки к небу, тихо произнес:

– Это ритуал, Аль-Мааш, понимаешь? И если тебе так хочется проверить, правдивы ли слухи, то придется следовать обычаю…

Она прикусила губу, испытывающе поглядела на синха.

«Ну, давай же, моя удача». – Он не смел шевельнуться, не смел даже мысленно взывать к Шейнире – потому как темная покровительница вряд ли помогла бы. Помочь могли только глупость и сладострастие ийлуры.

– Что за ритуал?

И Элхадж понял, что она согласна. На все. Потому как Аль-Мааш смотрела на пленника так же, как смотрит изголодавшийся ийлур на миску с жареным мясом щера.

«Странная женщина. Бесстыжая и глупая донельзя», – подумал синх. А вслух сказал:

– Мы принимаем особые травы, понимаешь? Ну, для того… гм… чтобы продлить…

Аль-Мааш, кажется, все-таки покраснела. Совсем чуть-чуть. Затем, приблизив губы к ушному отверстию синха, хрипло прошептала:

– Где мне взять эти травы, Элхадж?

– Мм… – он пристально глянул в черные глаза ийлуры, – а тебе… тебя за это не накажут, а? Все-таки вы терпеть синхов не можете, и как посмотрит ваш владыка на то, что ты… что мы собираемся делать?

Аль-Мааш беззаботно махнула рукой.

– Тхо-Ра ничего не узнает.

– Великолепно, – пробормотал Элхадж, – великолепно, моя милая Аль-Мааш.

…Уроки метхе Саона не прошли даром. Семь простых трав, которые используют все, кому не лень, и в целительстве, и в искусстве приготовления пищи. Семь трав, и каждая сама по себе полезна. Но мало кому известно, что смешанные в определенных пропорциях, они являют собой великолепное сонное зелье. Да не просто сонное, если выпить больше, чем следует, – отправишься прямиком в царство Шейниры.

«Ну, или в трапезную пресветлого Фэнтара». – Элхадж ухмыльнулся, помешивая варево.

– Ну, готово? Готово? – Аль-Мааш проявляла нетерпение, свойственное всякой женщине.

– К вечеру будет, – проворчал синх. Хотел добавить: «Главное, не обпейся на радостях», – но промолчал. Аль-Мааш ведь ийлура. Одна из тех, что убили и Малыша, и метхе Саона только потому, что они были синхами и несли в себе проклятую душу. Да и Дар-Теен… М-да. Он тоже ничем не был лучше. Совершенно.

А «любовное» зелье тем временем деловито булькало, с каждой новой брошенной травкой бралось пеной и меняло цвет. Аль-Мааш все ходила вокруг да около, то и дело заглядывая через плечо.

– Скажи, Элхадж… – в ее голосе синх расслышал подозрительные нотки, – а ты, ты это тоже выпьешь?

– Ну, конечно, – он, стоя на коленях перед очагом, поглядел на нее снизу вверх, – впрочем, я не настаиваю. Если не хочешь, то выльем это в снег и сделаем вид, будто ничего и не произошло. Хотя пока что ничего и в самом деле не произошло…

– Нет-нет, продолжай.

– Ты продолжай, – невинно проворковал синх, – нужно взять котелок и поставить его в снег, чтобы быстрее остыл. Дело-то к вечеру идет?

Аль-Мааш подхватила исходящую кисловатым паром посудину, выскочила из шатра и тут же вернулась. Уже с пустыми руками.

Элхадж позволил себе угрюмую усмешку.

«Боится меня одного оставить. Что ж, недолго тебе осталось охранять презренного синха, недолго…»

– А теперь я должен погрузиться в медитацию, чтобы подготовиться, – объявил синх.

И действительно, отполз в спальный угол и, скрестив на груди руки, закрыл глаза. Воцарилась тишина – редкая, а оттого пьяняще-сонная. Элхадж хотел было поглядеть, чем занялась ийлура, но передумал. Какая разница?

А между тем время летело, уходило, как вода сквозь пальцы. Только Элхадж собрался вознести молитву Шейнире, как рядом завозилась и засопела Аль-Мааш.

– Уже вечер, – раздался ее требовательный шепот, – давай я принесу отвар.

Приоткрыв один глаз, синх оглядел ийлуру. Она даром времени не теряла: расплела все свои косички, чем-то нарумянила щеки и губы, подвела сурьмой глаза – так, что теперь они и вовсе напоминали два провала в пустоту. Узоры из полукругов и квадратов, украшавшие ее кисти, запястья, лодыжки и босые ступни, – зачем разулась-то? – оказались тщательно выкрашенными в ярко-зеленый цвет.

– Неси, – только и сказал Элхадж.

И подумал, что надо бы снять рубаху. Для виду.

Аль-Мааш водрузила остывший отвар на камень у очага и выжидающе уставилась на синха. – Что дальше?

Он сложил молитвенно руки, словно взывал к темной покровительнице. В конце концов, если Тхо-Ра был удостоен представления, отчего бы не порадовать сию достойнейшую ийлуру? Пусть даже это будет последнее, что она увидит в этой жизни?

– Разлей отвар по чашам, – приказал он, внимательно разглядывая свод шатра, – надеюсь, уже стемнело?

– Стемнело! – радостно отозвалась ийлура.

Затем послышалось бульканье льющейся жижи; Элхадж все-таки не удержался, глянул: Аль-Мааш подозрительно рассматривала густую малахитовую жидкость.

«И мне тоже придется это пить. Если только я хочу отсюда сбежать…»

– А теперь дай мне одну чашу и выпьем до дна.

Он принял зелье из рук ийлуры. Пока пил, внимательно наблюдал, как стремительно пустеет ее посудина, прикидывая, как быстро подействует сонный отвар на крепкий организм Аль-Мааш…

Ийлура шумно вздохнула, отшвырнула чашу прочь и радостно воззрилась на синха.

– А теперь?

«Теперь… у меня очень мало времени, – он прищурился, глядя на дочь степи, – слишком мало, и тебе следует заснуть раньше, чем это случится со мной».

– Теперь ты можешь меня раздеть, – он развел руки в стороны, – так положено. Женщина должна освободить мужчину от одежды, и в этом – глубочайший смысл, которого тебе не понять.

Аль-Мааш расплылась в улыбке, тягучим движением опустилась рядом на колени. Ее крепкие пальцы очень быстро справились с завязками на вороте рубахи и как-то незаметно подобрались к набедренной повязке синха, отчего последнему захотелось вскочить и рвануть прочь из шатра. Уж лучше мороз, чем эти жутковатые прикосновения рук чужой женщины, вызывающие лишь отвращение и мутную, сводящую с ума тревогу.

Элхадж торопливо взял руки Аль-Мааш в свои.

– Что такое? – Она хмуро тряхнула волосами. – Почему?..

Было похоже на то, что спать она не собиралась в ближайшие час-два. Элхадж кивнул на остатки варева в котле.

– Тебе придется допить, милочка.

Она хмыкнула. Уже не задавая вопросов, налила еще полную до краев чашу и торопливо осушила ее. А затем – Элхадж даже не успел выскользнуть из мощных объятий – ветхая ткань его последнего предмета одежды треснула, Аль-Мааш издала торжествующий вопль и… тряпичной куклой завалилась на синха.

Теперь – бежать, бежать! Он в самом деле не знал, сколько времени ему отпущено до того, как придет крепкий сон. Он не знал и того, останется ли жива Аль-Мааш, да, откровенно говоря, Элхаджу было наплевать.