Андрей Земляной - Успеть до радуги

Диспетчер воздушного потока посадил нас на одном из резервных аэродромов, окружавших Столицу. Пока мы выгружались, из небольшого барака на краю летного поля навстречу нам вышла небольшая, примерно в шесть человек, группа в стандартной форме военной полиции. Уверенно и неспешно, словно выполняя самую что ни на есть рутинную работу, они подошли к нам. Среди них выделялся высокий седовласый мужчина в черном хатти, величаво несший в руках небольшую коробочку. Маленькую такую коробочку, или шкатулочку. Тогда я подумал, что это очередные Императорские штучки.

Я уже приготовился вкушать очередную награду, когда этот козел нажал чего-то там сбоку. И все… Последнее, что я помню, это ощущение дикого холода, пронзившего все тело, и раскаленного стержня, в который превратился мой позвоночник.

Пробуждение было жутким. Словно тысячи игл одновременно буравили мое тело. Я извивался как червяк, пытаясь сбросить путы парализовавшей мое тело боли, пока тягучая, словно патока, одурь не спихнула меня обратно в беспамятство.

В следующий раз я очнулся от боли в глазах. Недовольно отвернулся и от этого движения пришел в себя окончательно.

Связанный с головы до ног какими-то толстыми и исключительно прочными путами, я был втиснут в узкое кресло, находившееся в небольшом полутемном, как мне тогда показалось, помещении. Несколько кресел, таких же, как мое, панель управления чем-то и большие мерцающие экраны полукругом перед креслами.

Постепенно изображение и звук прояснялись, и я сначала услышал, а потом увидел несколько, а точнее, троих людей, обступивших меня со всех сторон.

– Алахор кинати роо?

– Кини.

– Эхас аато (обращаясь ко мне с утвердительно-вопросительной интонацией)? - И уже обращаясь к остальным: - Иихон ассас!

Я не стал даже пытаться что ни будь ему ответить. Вместо этого я пристально рассматривал его полное бледное лицо, чтобы потом не забыть ненароком. Другой, находившийся чуть левее и в стороне, костистой и угловатой фигурой напоминавший богомола, что-то тихо просипел и подошел к одной из стен. Проведя рукой над ней, он заставил часть ее раскрыться створками шкафа.

Забравшись почти по пояс в его утробу, он что-то долго искал, а нашедши вынырнул наружу, с ярко-синей коробочкой, сверкавшей металлическими гранями.

Обстановка в комнате сразу накалилась. Они кричали друг на друга, размахивали руками, только что в драку не кинулись. За этим шумом я наконец-то сумел разглядеть и третьего, выскочившего прямо на сцену предо мной.

Несмотря на низкий рост, он, пожалуй, был не менее колоритен, чем его визави. Круглый, почти бесформенный, он двигался с грациозностью льва. Его шаг и походкой-то назвать было нельзя. Он словно стелился над полом. Причем, что удивительно, одежда его, мешковатая и по виду похожая скорее на лохмотья нищего, при ходьбе беззвучно струилась вокруг, размывая очертания фигуры. Голова с крупными чертами лица отличалась плотным, почти крестьянским загаром. При этом ни волос, ни бровей не было, словно голову прокалили в тигле.

Толстый, как я его сразу окрестил, что-то коротко сказал, и враз все стихло. Смешно раскачивая широко расставленными локтями, долговязый подошел ко мне и, выкатив каким-то образом из коробки шайбочку размером с ноготь большого пальца, стал совать ее мне под нос.

Я не сразу сообразил, что это таблетка, которую мне предлагают съесть.

Если бы меня хотели прикончить, то наверняка выбрали бы какой ни будь другой способ. Ну, например, пристрелили бы, а для допросных препаратов всегда найдется шприц. Так, что я почти уже согласился внутренне проглотить ее, когда толстяк, видимо, не дождавшись моего согласия, точным ударом ладонью распахнул мою челюсть и таблетка упала в рот.

Я успел только подумать о том, что нужно вроде выплюнуть ее к черту, как она распалась во рту, оставив горьковатый привкус и пустую облатку, которую я не преминул сплюнуть, метясь в противную рожу толстяка.

Как я и предполагал, толстяк ловко убрал свою голову от плевка, хотя и повернулся в три четверти спиной и видеть его не мог.

Зато я попал в того с лошадиной мордой, и он долго оттирался и чего-то злобно шипел, поглядывая в мою сторону. Ну, хоть что-то. Я ответил ему самым кротким взглядом, на какой был способен.

Все они чего-то ждали, вполголоса переговариваясь и поглядывая в мою сторону. Ждал и я, ибо, по моим представлениям, уходить было еще рано. Веревки оказались на редкость прочными.

Постепенно что-то начало меняться. Выглядело это презабавно.

Длинный, ну тот, похожий на богомола, разговаривал с толстым, булькая при этом как кипящий чайник.

– Аххаси исонга уйдет, будешь калх инони толстый гана. - Тот отмахнулся ладонью.

– Тинас, если сделает шаг, будет канхи воас

– Ладно, сейчас каинони ваасон подействует и поговорим. Только не ино гасае, я тебя знаю.

– Ты забыл, что этот винно иссаи сделал с моими лучшими людьми? Будь моя воля, порвал бы гана иннос в клочья.

Тут он обернулся в мою сторону и по моему осмысленному взгляду понял, что я слушаю, о чем они говорят.

В несколько шагов он оказался рядом с моим лицом и, глядя глубоко посаженными узкими глазами в мои глаза, произнес, четко выговаривая каждое слово:

– Будешь отвечать на мои вопросы. Если ответишь честно, убью легко. Солжешь - умрешь медленно. Первый вопрос. Где твой корабль?

Как ни странно, я его понял. Они думали, наверное, что я тоже из какой-то хреновой галактической цивилизации, а здесь делаю работу, противоположную их задачам.

Так же четко, с трудом проговаривая слова в одночасье ставшего мне понятным языка, я сказал то, что было абсолютной правдой.

– Корабля нет.

– Нет? - Он недоверчиво покосился на меня. - Ушел?

– Нет, - подтвердил я. - Никогда не было.

– Хаирон касор ворота? - спросил он.

Смысл его вопроса всплыл секундой позже. "Проскочил в пространственный проход?"

Я пожал плечами.

– Наверное, так.

– Наверное как?

– Не знаю.

– Знаешь. Скажешь.

– Таблетка, каинони ваасон, формулу знаешь? Как действует, знаешь?

Он оторопел от моей наглости.

– Ну, примерно знаю.

– А я не знаю. Совсем, - отрезал я. Он не сдавался.

– Второй вопрос. Кто послал?

– Никто.

С легкой полуулыбкой, словно поймав меня на шалости, он произнес: - Обманул. Будет больно, - а потом легко опустил ладонь мне на грудь. Боль вспыхнула испепеляющим жаром, и почти мгновенно среагировав на боль, тело отключило все нервные окончания пораженного участка.

Я не стал, подобно книжным героям, с улыбкой смотреть в глаза своему мучителю. Вместо этого я с расширенными зрачками бился с криком в своих путах, имитируя болевую агонию и заодно пробуя на прочность веревки, которыми был связан.