Мария Гинзбург - Хозяйка Четырех Стихий

– И ты вернулся за Эрустимом потому, что твоя жена опять тебя не хочет?

– В тебе яда больше, чем во мне, – заметил бывший император Мандры. – Впрочем, так было всегда. Может, поэтому драконихи так тебя и любят, ха?

– Ответь, – сказал эльф.

Черное Пламя вздохнул. Надулись и опали кровавые пузыри на оболочке мозга, которая постепенно начинала сереть.

– Нет, это все Чудо Юдич. Змея Горыныча не было дома, когда я приполз, и этот идиот решил сделать братцу подарок к возвращению.

– Да уж, сделал, – усмехнулся Шенвэль.

– И не говори, – согласился дракон.

– Прости меня, Черное Пламя, – сказал эльф. – Мы ведь могли быть друзьями, а судьба сложилась так причудливо...

Дракон не ответил. Шенвэль увидел, как тускнеет золотистый глаз.

Бывший император Мандры умер.

Когда сидх ушел, Михей некоторое время подождал, потом осторожно выглянул на улицу. Мальчик почти поверил сидху, однако хотел убедиться, что тот не затаился за углом, не ждет ли, пока Михей достанет мешочек с серебряными гривнами, припрятанный матерью под половицей. «Вся моя молодость», – говорила мать про этот мешочек. Михей вовсе не хотел, чтобы молодость матери досталась неизвестному сидху. Но тот и правда ушел помогать товарищу.

Михей поднял половицу, достал мешочек с гривнами и мамину шкатулку. В ней хранились разноцветные бумаги, которые мама называла «документами». Сидх сказал, что надо взять с собой «документы», и Михей решил, что это дельный совет. Мальчик прищурился, пытаясь разобрать руны в тусклом свете огарка. Самым первым лежало какое-то «свидетельство», на котором стояли имена матери, отца и какие-то незнакомые руны. Михей знал, что такое «свидетель». У соседа Толяна полгода назад украли лодку. Радагаст как раз в то утро купил по случаю целую подводу старых досок. Отец сказал жрецам Прона, что, когда привез доски, видел высокого мужчину с острыми ушами. Сидх шел на бон, где были привязаны две лодки – отцовская и Толяна. Так Радагаст стал «свидетелем». После чего отец сколотил сараюшку на заднем дворе и перенес туда их лодку. Радагаст сказал, что времена теперь такие, что на улице ничего оставлять нельзя. При этом он делал свирепое лицо, но Михей видел, что глаза отца смеются. Михей решил, что «свидетельство» – важный документ, и положил его в заплечный мешок. Там уже лежали штанишки, рубаха и картуз Михея, солдатик, подаренный сидхом, мамина молодость и пеленки для Наташки. На плотном листе бумаги, лежавшем вторым, мальчик увидел чертеж и узнал свой дом, хотя кто-то изобразил его так, словно снял крышу и смотрел сверху и с большой высоты. Михей понял, что это «документ» на дом, и взял его тоже. Дальше лежали ордена Радагаста. Их мальчик брать не стал.

Михей совсем уже собрался идти в дальнюю горницу, где в своей люльке спала Наташа, но тут вспомнил об «исключительно важных» вещах, о которых говорил сидх. Мальчик заколебался. Что бы это такое могло быть, он не знал, но быстро сообразил. Михей прошел в кладовку. Осторожно протиснувшись мимо отцовского топора, он открыл шкаф, где мать хранила свой любимый платок с кистями. Михей еще помнил время, когда мог завернуться в него целиком. Когда мальчик положил свернутый платок в мешок, больше места там не осталось. Михей взял спящую сестру и вышел из дома.

Ульрика кто-то дернул за штанину. Эльф обернулся и увидел юного мандречена. На спине у ребенка была плотно набитая котомка, в руках он держал маленький сопящий сверток.

– Я ухожу к маме, как вы велели, – сказал мальчик.

Марфор обернулся на голос. Мальчик увидел уродливый шрам на лице эльфа и попятился.

– Это еще кто? – спросил Марфор.

– Андрей, это его семья живет в том доме, – пояснил Ульрик.

Марфор хмыкнул. Эльф отчетливо видел по ауре ребенка, что его зовут как-то иначе.

– Отец его вечером, видимо, хорошо принял на грудь и теперь спит как убитый, даже не знаю, что и делать. Не проснулся он? – спросил Ульрик.

Юный мандречен отрицательно покачал головой.

– Теперь, когда мы уйдем, можете спокойно задушить папку, – сказал мальчик.

Марфор покосился на Ульрика. Тот отвел глаза.

– Война закончилась, малыш, – сказал Марфор. – Теперь нам надо как-то жить вместе.

По обескураженному лицу ребенка эльф понял, что «Андрей» ожидал услышать совсем другой ответ.

– А папа с вами воевал, – сказал мальчик. – Он много сидхов убил, правда-правда.

«А некоторых только покалечил», – стиснув зубы, подумал Ульрик.

– Папа из ваших ушей гирлянды плел, которые на елку в Коляду вешают, – продолжал «Андрей». – Я сам видел.

Марфора передернуло.

– Если война закончена – значит, она закончена, – с нажимом повторил эльф. – Я, может быть, таких, как ты, полторы сотни за войну съел. На завтрак! Но я ведь на тебя с ножом не бросаюсь.

К его удивлению, мальчик не испугался.

– С ножом вы на меня не бросаетесь, потому что у вас его нету, – сказал «Андрей» рассудительно. – И врете все, думаете, я маленький. Мне мама рассказывала, да я и сам помню. Вы, сидхи, даже звериное-то мясо не очень жалуете, не то что человечье.

Эльфы переглянулись.

– Шел бы ты к матери, – сдерживаясь, сказал Марфор. – К своей.

– Я чего хотел спросить-то, – сказал мальчик. – Вот если вы не удержите волну, дом наш смоет, это понятно. А с вами что будет?

– А ничего, – сказал Марфор. – Только пузыри по воде пойдут, и все.

– Ага, – сказал мальчик задумчиво. – Ну-ка, дяденька, подержите.

Он всучил одеяло с малышкой ошеломленному Ульрику. Прежде чем эльф успел что-нибудь возразить, мальчик вприпрыжку бросился обратно к дому. Марфор пристально посмотрел на Ульрика. Тот отвел глаза и пробормотал:

– Не иначе как забыл что-то...

– Почему ты пытался задушить мандречена в доме? – спросил Марфор. – Ты что, совсем рехнулся?

Ульрик замялся.

– Ну? – сказал Марфор.

– Это дом рабинского палача, – тихо сказал однорукий столяр. – Я узнал его по татуировке на руке, и в первый момент не сдержался...

– Тебе повезло, что в доме оказался только этот мальчик, а не, скажем, родной брат палача, – сухо произнес Марфор.

– Может быть, ты... – сказал Ульрик, остро взглянув на друга.

Тот задумчиво шмыгнул носом.

– Я тебя очень прошу, – умоляющим тоном продолжал Ульрик. – Я бы и сам, понимаешь, но одной рукой я его даже задушить не могу... Это не такой уж большой расход Чи, я ведь знаю.

– Нет, – сказал Марфор мягко. – Ульрик, приди в себя. Мандречены знают, что мы остались у этого дома. Мандречены знают, кто он и кто ты. Он и так умрет, вот увидишь. Захлебнется.

Ульрик вздохнул, посмотрел на сморщенное личико в свертке.

– Великая Эсте, какие же все малыши противные... – сказал эльф.

Марфор посмотрел на ауру девочки. Нарушения в строении каналов Чи говорили об аутизме и врожденном пороке сердца. Также вскоре надо было ожидать злокачественную опухоль где-нибудь в брюшной полости. Каналы старшего ребенка были в полном порядке. Он мог стать магом, не выше второго уровня, но крепкого второго уровня. Марфор знал причину столь большой разницы в здоровье детей.