Мария Гинзбург - Хозяйка Четырех Стихий

Эльф осекся. Хирург поднял глаза и увидел чужое, напряженное, жесткое лицо. Часто ли Марфор продавал свое тело, кому и за сколько, – это уже было никому неизвестно, но жителям Боремии и Северного Междуречья лет этак сто тому назад хорошо был известен этот эльф, и совсем не под именем Мастера на Все Руки.

А как Убийца из Тирисса.

– Будешь так напрягаться, шрам снова лопнет, – сказал Поджер спокойно. – Да что с тобой, Марфор? Ты что, забыл, что если война закончена – она закончена?

Марфор глубоко вздохнул, словно пробуждаясь ото сна, лицо его помягчело.

– Так ты нас сразу узнал, – пробормотал эльф. – Еще в госпитале... Можно было догадаться, когда ты произнес мой девиз!

– Я думал, ты понял, – ответил Поджер. Хирург закончил и застегнулся.

– Нет, я подумал, что люди наконец-то поумнели, – вздохнул эльф.

Они двинулись обратно на поляну. Марфор раздвинул ветки кустарника и увидел Карину. Ведьма в обнимку с высоким мужчиной шла к Купальцу. «У Владислава опять подагра, похоже, разыгралась», – рассеянно подумал Поджер, тоже заметив ведьму и ее спутника.

– Ты пойдешь за Ваниэль? – спросил хирург. – Ведь она осталась в хороводе одна, мало ли что...

Марфор пожал плечами:

– Никому не удастся сделать с Ваниэль то, чего бы она сама не хотела.

Поджер сказал, глядя в сторону:

– Я слышал, что внешняя привлекательность много значит для эльфок. Теперь, когда ты...

– Поджер, иди уже, – перебил его Марфор. – Честное слово, я ее не хочу.

Хирург взглянул на эльфа.

– Иди, иди, – повторил тот. – Удачи.

Поджер усмехнулся.

– Тебе тоже, – сказал хирург, повернулся и пошел к празднично украшенному черноклену, ловко пробираясь между пьяными. Марфор направился к столам. Дарина крутила головой, разыскивая его, как птенец вертится в гнезде, ожидая возвращения родителей. Заметив эльфа, она заулыбалась и что-то сказала сидевшей рядом с ней женщине в ярком платке. По черно-зеленому фону были разбросаны крупные розы. Марфор словно почувствовал запах, у него даже защекотало в носу. «Да за что все так любят эти проклятые цветы?» – подумал эльф. Мандреченка отодвинулась от ведьмы, уступая место Марфору.

Но эльф уже достаточно насиделся за столом.

– Ты прекрасно играешь, и песня твоя хороша, – сказал Марфор гусляру. – Однако песни о битвах должны сменяться песнями о любви, ты не находишь?

Старец настороженно посмотрел на эльфа.

– Да! – воскликнула Дарина.

– Просим, просим! – закричала женщина в платке с розами, и к ней присоединился хор голосов.

– Позволь мне твой инструмент, уважаемый мастер, – сказал эльф.

Музыкант понял, почему тот не назвал его инструмент гуслями, помрачнел от предчувствия и неохотно выполнил просьбу Марфора. Гусляр видел, что эльф всего-то навсего хочет поскорее уединиться с подружкой. От музыки эльфов таяло сердце даже самых суровых дев. Да только музыкант опасался, что после выступления Марфора его уже никто не захочет слушать.

И надо сказать, опасался обоснованно.

Инструмент был обильно покрыт любимым мандреченским узором – чередующиеся в сложной последовательности треугольники, квадраты и хвостатые руны «солнце». Наплывы яркого лака почти убили звучание старинной эльфийской арфы. Марфор осторожно дернул за струны, и раздался неожиданно чистый и красивый звук. Эльф довольно улыбнулся.

– Так, – пробормотал Марфор. – Посмотрим, что тут можно сделать...

Старый гусляр подошел к столу и отхлебнул браги прямо из кувшина.

– «Игла в сердце», – объявил Марфор.

Эльф не пощадил гусляра. Он не стал упрощать и скрывать мелодический рисунок эльфийской баллады за традиционными для людей музыкальными фразами. Марфор играл балладу о любви Балеорна и Разрушительницы Пчелы так, как ее играют в Линдалмаре, самой известной музыкальной школе Фейре.

Митя и Русана устроились на траве, неподалеку от столов с яствами. Голова Русаны лежала на коленях княжича. Стразов на платье девушки почти не осталось. Митя смотрел на растрепанную светлую косу, чувствуя умиротворенность и странную пустоту. С таким чувством, должно быть, вылупившийся из яйца цыпленок смотрит на осколки скорлупы.

– «Игла в сердце», – объявил сидх, сменивший старого княжеского гусляра.

Митя сразу услышал, что гость играет гораздо лучше. У Мити защемило в груди. «Балеорну было легче, он с самого начала знал, кто из них погибнет», – подумал княжич. Русана открыла глаза и тоже прислушалась. Мимо подростков прошла ведьма Карина, которую обнимал высокий мужчина. Пола плаща ее спутника мазнула княжича по лицу, когда мужчина остановился. Очевидно, и ему захотелось послушать пение эльфа. Митя сердито взглянул на него, но прохожий даже не заметил, что кого-то задел. Княжич хотел окликнуть его, но узнал мужчину, который помог им разжечь Купалец, смягчился и промолчал.

– Да, теперь я свободен, – пел эльф. – Но к чему мне свобода без любви? Без тебя мне и жизнь ни к чему...

Спутница потянула мужчину за рукав, и парочка удалилась в сторону Купальца.

Зарина уговорила Поджера отпустить экена на праздник. Ведьма поклялась, что они от хирурга больше чем на две сажени не отойдут, а к спиртному Гёса не прикасался никогда. Сила убеждения экенки оказалась так велика, что никому даже не пришло в голову, что последователь гневного Барраха должен быть совершенно равнодушен к веселому Купайле. Хотя ночь была теплой, хирург заставил Гёсу одеться как следует, ворча, что «еще только пневмонии не хватало для полного счастья». В своей черной куртке, под которой белели повязки, экен выглядел как ожившая аллегорическая статуя «Судьба воина». Во время купания вместе с поверженным идолом Ярилы Зарина нарвала кувшинок и кинула пару заклинаний, чтобы нежные цветы не завяли сразу. Ведьма и экен расположились около пиршественных столов, так, чтобы видеть Поджера. Зарина была пьяна, как говорили про ведьм, «в улет». Голова экенки лежала на коленях наемника. Гёса плел ведьме шлем-косу и украшал ее кувшинками.

– Совсем один я остался, – сказал экен, закрепляя цветок в иссиня-черных волосах ведьмы. – Тоже, что ли, в летуны пойти? А, Зарина? Возьмете меня, на метле в облаках рассекать?

Ведьма что-то невнятно пробурчала.

– Нет, мне не будут, – сказал Гёса. – Я в нашем ауле лучшим танцором был...

В этот момент кто-то споткнулся о его вытянутые ноги. Мужчина пошатнулся, и его лицо оказалось в каких-нибудь двух дюймах от лица экена. Проклятия замерли на губах Гёсы.

– Извините нас, – сказала женщина, и по голосу экен узнал Карину.

Это ведьма твердо ухватила своего спутника под локоть, когда он начал падать. Мужчина выпрямился, и Карина увидела наемника.