Джон Толкин - Возвращение короля

– Да, это Фарамир! – уверенно воскликнул Берегонд, – он умеет приказывать и коням и людям. Смотри! Эта тварь летит прямо на него! Да что же никто не поможет им! – с этими словами воин сбежал со стены и бросился к Воротам.

Спрятавшийся было под каким-то выступом Пин, устыдился и выглянул снова.

По равнине, навстречу четверым воинам, спешащим к Городу, сверхъестественно быстро мчалась серебряная звезда. Вокруг нее разливалось слабое сияние. Она словно распарывала тьму, и та раздергивалась в стороны на ее пути.

– Гэндальф! – засмеялся и заплакал Пин. – Гэндальф! Ну, конечно, где самое пекло, там и он. – Вперед! – заорал он, словно на скачках размахивая руками, – вперед!

Мрачные тени, реявшие в воздухе, тоже заметили мага. Одна из них рванулась к нему с высоты, но от поднятой руки Гэндальфа ей навстречу сверкнул ослепительно-белый тонкий луч. Тень отпрянула с жалобным криком. Это заставило остальных приостановиться в полете, а потом они, все вместе, рванулись на восток и исчезли в нависших тучах.

Над Пеленнорской равниной чуть посветлело.

Оба всадника, маг и спасенный им, стояли рядом, поджидая пеших воинов. Навстречу им из Ворот выбежала целая толпа. Вместе с ней они вошли в Город. Пин заторопился к Цитадели, проталкиваясь среди тех, кто, как и он, наблюдал со стен за происходившим.

Скоро впереди послышались крики. Там повторяли имена Фарамира и Митрандира. Замелькали факелы и в окружении многих людей появились оба всадника. От Гэндальфа больше не лучился серебряный свет. На лице залегли суровые тени, а белая одежда помутнела, словно опаленная жаром. Его спутник в зеленом плаще с трудом держался в седле. Слуги приняли коней, всадники спешились и пошли к воротам Цитадели. Маг шагал твердо и слегка поддерживал Фарамира, пошатывавшегося на ходу от боли и усталости. Пин, протиснувшись вперед, заглянул в лицо гондорцу и отшатнулся. Было похоже, что пережитый ужас навсегда наложил печать на гордые и прекрасные черты. В первый момент Пина поразило его сходство с братом, но вглядевшись, хоббит вздрогнул. – ему показалось, что перед ним Арагорн. То же величие, отблеск древней и мудрой расы, но не столь явный и высокий, как у Бродяжника, озарял это лицо. Пин вспомнил, с какой преданностью говорил о своем начальнике Берегонд; Фарамир был прирожденный вождь, за которым любой пошел бы в огонь и в воду.

Пин закричал вместе с остальными: – Фарамир! – и Фарамир, уловив среди других голосов незнакомый по тембру, отыскал его глазами.

На лице воина отразилось огромное изумление. Он шагнул к Пину и спросил: – Откуда вы? Невысоклик – воин Цитадели?

Гэндальф слегка потянул его за рукав. – Он приехал со мной. Не будем терять времени, нас ждут. А ты, любезный Перегрин, следуй за нами.

Через несколько минут они входили в покои правителя. Слуги поставили три кресла вокруг жаровни с углями, принесли вино. Пин, стоя за креслом Денетора, забыл об усталости, жадно слушая рассказ Фарамира. Гэндальф поначалу, казалось, задремал. Его не интересовали ни передвижения войск Врага, за которыми следил отряд Фарамира, ни стычка с хородримцами, ни другие мелочи пограничной войны. Все это не имело значения в сравнение с событиями важнейшими.

– А теперь я должен рассказать кое-что странное, – сказал Фарамир, и неожиданно посмотрел в глаза Пину. – Этот невысоклик – не первый, которого я встречаю.

Гэндальф резко выпрямился, от его сонливости не осталось и следа. Длинные пальцы крепко оплели подлокотники кресла. Он не проронил ни звука, но бросил на Пина такой взгляд, что у того застрял в горле готовый сорваться возглас. Денетор же, напротив, не проявил к словам сына никакого интереса, и задумчиво кивнул, словно знал обо всем наперед.

В полной тишине, изредка поглядывая на Гэндальфа и Пина, Фарамир рассказывал о встрече с Фродо и Сэмом в пещере Хэннет Аннун. А Пин, холодея от страха, смотрел на руки мага, вцепившиеся в резное дерево кресла. Они мелко дрожали. Гэндальф, Гэндальф Белый был встревожен, испуган даже!

Между тем Фарамир ровным голосом продолжал говорить о том, как он простился с путниками, об их решении идти к Кирит Унголу. Тут Гэндальф не выдержал и вскочил.

– Кирит Унгол? – переспросил он. – Так, это долина Моргула... Время, Фарамир, время! Когда ты расстался с ними? Когда они должны достичь этой проклятой равнины?

– Я простился с ними два дня назад, – слегка удивленный ответил Фарамир. – Оттуда по прямой до Моргулдуина лиг пятнадцать, значит, к крепости им не попасть раньше сегодняшнего дня. Я понимаю, чего ты боишься, Митрандир. Ты думаешь, нет ли связи между Мраком, пришедшим с востока, и целью путешествия этих невысокликов? Думаю, что нет, и вот почему. Мрак пришел позавчера и уже прошлой ночью весь Итилиен был затемнен. Видно, Враг давно задумал наслать на нас тьму, и час для этого был назначен задолго перед тем, как мне пришлось расстаться с ними.

Гэндальф, совершенно забывшись, широким шагом мерил покои взад и вперед.

– Позавчера утром, – бормотал он. – Три дня пути... Где ты с ними расстался?

– Отсюда до того места лиг двадцать пять по прямой, – прикинул Фарамир. – Но я еще заходил на остров Кеир Андрос. Наши кони оставались на том берегу. Когда пришел Мрак, я с тремя всадниками поскакал галопом к Городу, а остальных послал усилить охрану мостов в Осгилиате, – он взглянул на отца, – я правильно поступил?

– Ты спрашиваешь?! – неожиданно вскричал Денетор, сверкая глазами. – Зачем спрашивать? Ты командовал отрядом, а спрашиваешь меня? Тогда почему ты не спросил моего мнения о других твоих делах? Мои советы для тебя – ничто. Я же видел, как ты смотрел на Митрандира! Вот кто давно завладел твоим сердцем, вот от кого ты ждешь одобрения или нареканий своим поступкам!

Да, я стар, но из ума еще не выжил. Слух и зрение еще не подводят меня, так что ты напрасно старался умолчать кое о чем. Мне ведомо и это. О, как не хватает мне Боромира сейчас!

– Но если тебе не нравятся мои действия, отец, – сдержанно ответил Фарамир, – я хотел бы услышать, что в них не так? И почему ты не сказал мне, чего хочешь, перед моим уходом в разведку?

– Разве это что-нибудь изменило бы? – Денетор почти кричал. – Я знаю тебя, знаю, что ты всегда хотел быть благородным и великодушным, как древние короли. Но что хорошо для мира, не всегда годится для войны. А на войне за доброту можно поплатиться жизнью!

– Да будет так! – вскинув голову, твердо ответил Фарамир.

– Я знаю, – продолжал Денетор, – что ради своей совести ты пойдешь на смерть. Но речь не только о тебе, речь идет о жизни твоего отца и твоего народа. Ты должен думать о нем теперь, когда нет твоего брата.

– Значит, ты хотел бы видеть его на моем месте?