Гай Орловский - Ричард де Амальфи

Я кивнул:

— Ты прав, Харальд. Это и есть основы экономики. Я только удивлен, что хоть какие-то элементы работают. Он отмахнулся:

— А что монахам делать? Не пашут, не сеют, лес не рубят…

Зигфрид и Алан посматривали с великолепным высокомерием людей благородных, которые не унизятся до каких-то умствований и бесплодных споров о том, сколько ангелов поместится на острие иглы. Мир принадлежит людям действия, а не размышления. Короли читать не умеют, крестик ставят, рыцари очищают захваченные земли от нечисти, а в монастырях все эти галилеи, мендели, бруны, паскали и прочие коперники неизвестно какой хренью занимаются…

Кони притомились, идут вялым шагом, головы поникли. То один, то другой на ходу срывает стебли трав. Мой Зайчик шагает спокойно, горделиво, я как-то привык к его великолепию и не обращаю внимание, но взгляды Алана, Зигфрида и теперь еще и Харальда с виконтом Теодерихом напоминают, какой чудесный конь у меня под седлом.

Навстречу выплывают болотца, их всякий раз объезжаем по берегу, хотя некоторые выглядят совсем мелкими. Харальд всякий раз крестился и говорил то про гигантских пиявок, то о стеблях болотной травы, что изрежут сапоги в клочья, Зигфрид и остальные, едущие впереди, кивали, безропотно поворачивали коней.

Лесные островки тоже часто объезжаем по широкой дуге, хотя деревья растут редко, ветви на вершинках, как у сосен, можно бы проехать напрямик даже с вьючными лошадьми, однако Харальд проронил только «песчаные кроты», и все без возражений повернули под углом в девяносто градусов.

Я начал бурчать, Харальд заметил, очень вежливо и почтительно начал рассказывать, что в этих землях все настолько пропитано магией, что колдовство доступно каждому. Конечно, каждому доступно только самое простое и, конечно же, маломощное. Нет человека, который не ходил бы с амулетом или талисманом, а многие вообще увешаны ими. Даже весьма почтенные граждане, несмотря на близость к церкви и посещение служб, амулетов не чураются. При дворах богатых особ живут личные колдуны, оберегают хозяев от чар, выполняют их поручения, как-то: наслать или снять порчу, навредить врагу, а по возможности и вообще отправить на тот свет. Процветает торговля снадобьями, что продлевают жизнь, а то и молодость, прибавляют сил, здоровья, позволяют видеть будущее…

У баронов, графов и других властелинов, засевших в собственных замках, находят приют самые сильные колдуны, что уже называются магами. Иногда, правда, бегут, не угодив, иногда сами подчиняют сеньоров своей колдовской власти, но факт есть факт: в землях Одноглазого придется встретиться с колдовством, которое я, как паладин, должен ненавидеть…

Он замолчал, глядя на меня с вопросом в глубоко запавших глазах на изможденном лице. Я молча досказал за него, что как паладин — да, должен ненавидеть и огнем и мечом, а еще и каленым железом, огненной метлой революции, да здравствуют Святые Догматы, однако… как человек, познавший мощь и сладость плодов науки, хочу ощутить их и попользоваться. А там уже, как пользователя, юзера — чтобы понятнее, меня как-то не колышет, лицензионная магия или контрафактная.

Они все еще ждали от меня реакции, я набундючился и произнес надменно:

— К вящей славе церкви!..

Харальд торопливо перекрестился.

— Да-да, только Дева Мария — наша неизменная защитница и заступница перед Господом…

Он оборвал себя на полуслове, насторожился, натянул повод. Конь тут же остановился. Далеко, чуть ли не от самого горизонта, тянется расширяющееся пыльное облачко, вытянутое в длинную-длинную воронку.

Зигфрид, Алан и Теодерих немедленно выехали вперед, лучники проверили луки. Неизвестное в здешних землях чаще всего означает неприятности, я увидел, как ладони рыцарей опустились на рукояти мечей.

Ульман, у которого глаза как у сокола, сказал с недоумением:

— Разрази меня… если это не волшебница!

— Леди Клаудия? — переспросил Зигфрид.

— Ну да, других лядей в этих краях нету…

В нашу сторону несется красный как огонь конь с длинной гривой цвета меди и роскошным хвостом. Леди Клаудия сидит по-женски: свесив обе ноги на левую сторону, в правой руке поводья, левую грациозно уперла в бок, выпрямилась, вид донельзя гордый и неприступный.

Рыцари посмотрели на меня, я наконец сообразил, что нужно сделать, соскочил на землю, дождался, когда она остановит коня, подошел и ухватил узду ее кобылки.

— Леди Клаудия…

— Сэр Ричард, — ответила она.

Я встал на одно колено, она легко покинула седло, едва коснувшись моей склоненной головы рукой и чуть-чуть наступив на подставленное колено.

Рыцари смотрели с интересом, Зигфрид знаками показал, что кони сильно притомились, самое время дать им небольшой отдых, напоить, благо вон ручей, самим разместиться в тени деревьев и слегка отобедать.

Я кивнул, давая изволение, хотя сколько мы проехали, чертовы лодыри, повернулся к леди Клаудии и смотрел вопросительно. Она взглянула мне прямо в глаза:

— Сэр Ричард, вы уже дважды проехали через мои земли.

— Сожалею, — ответил я, — спешим, как муравьи к дохлой жабе. Ваши земли малость вклинились между моими и угодьями Одноглазого, которые теперь тоже мои. Если считаете, что мы нанесли ущерб топтанием и ронянием каштанов, попортили зеленый покров своими гусеницами, я готов рассмотреть вопрос о возмещении ущерба…

Она сказала поспешно:

— Нет-нет, я как раз хотела сказать, что вам и вашим людям дозволяется пересекать мои земли… если, конечно, не будете на ней охотиться, рубить лес или вредить моим крестьянам.

— Что вы, что вы, — запротестовал я. — Какой из меня охотник!

Она нервно дернула бровью, в глазах блеснул гнев.

— Да, конечно. Я кое-что слышала про каледонского вепря.

— Это которого Геракл завалил?

— Которого вы с Тудором!

— Бедный поросенок, — сказал я ошарашено. — Простите, я не знал, что это ваш пет. Он был такой веселый, такой резвый, так хрюкал…

Я церемонно подставил локоть, намереваясь отвести к костру, Ульман и Харальд разводили огонь под сенью могучего дуба, а лучники собирали хворост и расседлывали коней. Рыцари, как высшая раса, сняли доспехи и готовятся ополаскиваться в ручье, но ревниво выясняют, кто старше по рангу, званию, знатности и длине рода, и галантно, прямо бобчинские-добчинские, уступают друг другу право мыться выше по течению.

Клаудия покачала головой:

— Рано. Пусть подготовят. А пока посидим здесь. Я предпочитаю поговорить с вами наедине.

— Я чарам не поддаюсь, — заявил я. — Впрочем, можете попытаться, я не против. Особенно хорошо на меня действует, когда чешут и гладят, особенно вот здесь и вот здесь… а можно сразу отсюда…