Гай Орловский - Ричард де Амальфи

— Отдыхал, — предположил я. — Багамы осточертели, восхотелось средней полосы…

— Они, наверно, быстро растут, — сказал вежливо виконт Теодерих. — В прошлом году, может, был не больше барана… наверное. Вот и не замечали.

— Ну да, скажи еще — ящерицы!

Алан вскричал зычно:

— Дорогие друзья, позвольте показать вам, как сражаются с ними рыцари далекой Динамюндэ!

Я залюбовался, когда Алан опустил копье, направив острие на динозавра, опустил забрало и ринулся в атаку. Могучий жеребец, сам как носорог, да еще и в пластинчатой броне, несется с жутким грохотом, земля дрожит, Алан слегка наклонился вперед, щит на левой руке красиво прикрывает бок, красный плащ крестоносца развевается по ветру, солнце играет на металлических доспехах, высвечивает гордый герб.

И хотя динозавр крупнее впятеро и тяжелее вдесятеро, однако Алан против него все равно что крутой рейнджер перед массивным, но рыхлым новичком, пусть даже по-деревенски сильным.

Динозавр двигался неспешно, на всадника смотрел с ленивым любопытством, как человек смотрит на бегущую навстречу жужелицу. Вытянутое далеко вперед острие копья коснулось груди динозавра, в то же самое мгновение, как мне показалось, Алан чуть-чуть повернул коня, и они пронеслись мимо, сделали полукруг, постепенно замедляя бег, а динозавр все еще идет, из груди торчит половинка копья.

Я машинально поискал взглядом другую половинку, потом сообразил, что она там, внутри, в огромном, заполненном мясом и костями кожаном мешке. Алан, успокаивая боевого коня, что хрипит, поводит налитыми кровью глазами и явно рвется добить зверя копытами и закусать насмерть, подъехал к нам, поднял забрало.

— Ну как? — спросил он хвастливо.

Лицо сияющее, глаза блестят счастьем.

— Великолепный удар, — согласился Зигфрид. — Острие могло бы пробить любую защиту дракона, но сэр Алан всадил точно между костяными пластинами, что увеличило проникновение… Думаю, сердце насквозь!

Динозавр все шел и шел, наконец передние ноги подогнулись, упал на колени, а задние сделали еще несколько шагов, пока и до них добрался сигнал, что пора склеивать ласты. Харальд и виконт Теодерих присоединились к поздравлениям.

Я спросил с беспокойством:

— Надеюсь, у этого дракона нет ничего ценного?

Алан не понял, а Харальд потряс головой:

— Нет-нет, ваша милость! Это только у летающих драконов ценится чешуя. И когти. Зубы тоже, конечно. А это простой дракон. Он траву ест…

Оглянулся на Алана, чья улыбка чуть-чуть померкла, я сказал подбадривающе, именно так и завоевываем преданность:

— Ну и что, если травоядный? Вон быки и туры тоже траву едят, а сколько людей побили да покалечили? Сэр Алан своим подвигом спас немало людских жизней, как если бы остановил шахида…

Алан взглянул на меня с великой благодарностью.

— Не останавливаемся, — добавил я, — не останавливаемся. Если будем есть печень каждого убитого зверя, мы никогда не объедем владения Одног… мои новые пределы.

Впереди тревожно каркали вороны, ветер донес конское ржание и топот копыт. Все насторожились, я послал Зайчика в галоп, проломился через воздушную подушку и затрещавшие кусты.

На длинной вытянутой поляне бьется упавшая лошадь, несколько всадников торопливо улепетывали, спешно настегивая коней. Мне послышался стон, подъехал к раненой лошади. Под ней, почти скрытый ее могучим телом, лежит придавленный всей конской тушей человек в очень странной одежде, с непокрытой головой.

Я соскочил на землю, придавленный увидел меня, прохрипел:

— Рыцарь… Хорошо… Запомни, Адальберт украл Кристалл Огня… Вернуть необходимо… Теперь это на тебе…

— Ну да, — сказал я бодро и опустился перед ним на колени. — Сейчас вытащим тебя из-под коня… потом подлечим, если ты ранен…

Он молчал, глаза странно застыли.

— Эй, — сказал я с натужной бодростью, — не спи, замерзнешь.

За спиной послышался топот, я не оглядывался, узнал стук копыт Зигфрида, у него после моего и Гунтерового самый быстрый конь, потрогал придавленною за плечо. Пальцы ощутили тугое мясо, кем бы ни был незнакомец, но человек не слабый…

Зигфрид покинул седло, подбежал. Через кусты проламывались новые всадники, соскакивали на землю, быстро стащили с раненого конскую тушу и разорвали на нем одежду. Я охнул: в животе незнакомца огромная рана, кровь залила землю, теперь понятно, почему замолк и почему мои пальцы не ощутили отклика раненой плоти.

— Что-то успел сказать? — спросил Харальд.

— Какой-то Адальберт украл Кристалл Огня, — отмахнулся я. — Эх, надо было мне сразу… Может быть, еще успел бы… Я же не видел раны!

— Не терзайтесь, мои лорд, — сказал Алан торжественно. — Он умер как мужчина: в дороге!.. Это очень важно, чтобы не в постели, когда дряхлый старик, что подняться не может, а ему подсовывают горшки… И, без сомнения, этот человек был знатным рыцарем, хотя ехал без доспехов, взгляните на его одежду, на его исполненное достоинства и величия лицо! Говорите, Адальберт украл Кристалл Огня?

— Да, — ответил я, погибший лежит в свободной позе, на лице умиротворение, словно жуткая боль от смертельной раны отступила перед осознанием, что умер… не зря? Или что-то еще?

Зигфрид посмотрел на меня внимательно:

— И что сказал еще?

Я пожал плечами:

— Да ничего. Только и того, что Адальберт украл Кристалл Огня. И что теперь это дело на мне.

Он присвистнул, наступила тишина. Я огляделся, все смотрят на меня одинаково: сочувствующе, понимающе.

— Что ж, — вздохнул Алан. — Воля умирающего священна. Получается, это благородный человек…. А что благородный, в этом нет никакого сомнения, поглядите на него еще раз… этот благородный человек переложил бремя на ваши плечи, ваша милость.

Я отмахнулся.

— Что значит «переложил»? Я не собирался принимать.

— Так вы отказались? — спросил Алан.

— Не успел. Он уже умер.

Он в задумчивости потер щетинистый подбородок, послышался скрип.

— Плохо дело…

— Почему?

— Вы ведь паладин, — сказал он со вздохом. — А паладины всегда держат слово.

— Я не давал ему слова!

— Но и не отказались? Значит, согласились. Теперь вы уже понимаете, что как бы ни искали оправдания… думаю, даже неустрашимые паладины иной раз хотели бы отдохнуть от тяжести своего долга… однако вы приняли последний издох этого человека, стали наследником его воли, его незаконченного дела. Возможно, подвига! Хорошо бы, конечно, последнее. Он сам не будет знать покоя, пока не закончите то, что он… делал.

Все молчали, сопели сочувствующе, но во взглядах было одинаковое: да, сэр Ричард, мы вам сочувствуем, однако воля умирающего — священна. Теперь вы обязаны, повязаны…

Я сжал зубы, чувствуя глупость и чудовищную нелепость этого мира. Мало того, что на меня, оказывается, автоматически возложены какие-то обязанности уже тем, что я принял волшебные мечи… хотя не представляю еще, что за мечи и в чем их волшебство, так еще и этот долг! А я еще, может быть, и за те гномьи геммы не рассчитался!