Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – сеньор

– Но оружейник уже делает…

– Он в руководстве, – прервал я. – Или на самой завершающей операции. Производство луков надо на конвейерную основу! Как думаешь, наберем умельцев?

Он пожал плечами.

– Если у вашей милости есть чем платить… а у вас есть, то народу свободного много. Отберем самых лучших.

Из конюшни выводили коней, Гунтер на всякий случай взял с собой двух воинов, непристойно-де такому сеньору, как Ричард Длинные Руки, выезжать в сопровождении одного человека. Поморщившись, я все же одобрил, в наше тревожное время совсем не лишне послать одного вперед, а другого в сторону, либо чтоб приотстал, да не подкрадутся сзади.

У ворот целая толпа окружила тушу металлического зверя, несколько человек лупят молотами, слышится торопливая ругань, заверения, что вот уже подается, вон там намечается трещина, еще чуть-чуть и можно будет отдирать первую пластину, из чего же она сделана такая тонкая, но ни одной царапины, как ни лупи…

А на противоположной стороне двора, под стеной церкви, из двух огромных каменных блоков дикарщики уже выдолбили по каменному корыту. Из туннельной дыры ворот, поддерживая под руки, двое вывели немолодую женщину. Я внимательнее всмотрелся в нее, сохранившую следы былой красоты и несомненного величия, словно совсем недавно была королевой. Да и сейчас идет гордо, хотя лицо измождено, сама высохла, как палка, одежда на ней висит, а это ее, не с чужого плеча, видно, однако вместо златого пояса, что должен бы опоясывать ее стан, там веревка, простая веревка…

Пока я с недоумением смотрел на странную гостью, за спиной раздался треск, грохот копыт прогремел сухо и часто. Послышались испуганные крики. Мой конь выметнулся, как черный вихрь, быстрый, стремительный, словно перетекающий из одного состояния в другое, грива развевается без ветра, словно наэлектризованная, острые уши торчком, в глазницах плещется зловещее багровое пламя. Когда оскалил белые хищные зубы, совсем не лошажьи, даже у меня по коже пробежала дрожь.

Конь уткнулся в мое плечо мордой. Ноздри мягкие, бархатные, я осторожно погладил их, не удержался, обнял умную голову и поцеловал.

– Тебя здесь хорошо кормят?

Конюх сказал торопливо:

– Отборным зерном! Правда, потом…

– Что?

– Съел перегородку. Другие кони подняли шум, он ходит по конюшне и высматривает, кого бы обидеть…

Я поцеловал коня в ноздри, сказал укоризненно:

– Зачем же драться с конями? Чую, скоро придется с людьми. Или с драконами…

Гунтер и воины уже вскочили в седла, я потрепал коня по холке, засмотрелся, как женщину, держа под руки, подвели к каменному корыту. Она осторожно переступила через край, ее поддерживают так же бережно, опустилась, села, а потом и легла навзничь. Тут же подали небольшой деревянный крест, скрестила руки на груди, крест зажат в пальцах, что-то произнесла, я видел, как шевельнулись губы.

Дюжие мужики с натугой взяли второе корыто, перевернули и, подняв за четыре угла, начали двигаться, как крабы, бочком. Когда они опустили краями на первое корыто, я наконец сообразил, что это гроб, только не деревянный, а каменный. Темнеют просверленные дырочки, значит – не задохнется. Мужики сходили за цепями, снова зазвенело и загрохотало, этими цепями связывать бы Лаокоона или Святогора, но мужики с самым серьезным видом начали опутывать цепями каменный гроб. Священник суетился, как квочка, вздымал книгу, читал молитву, я слышал его патетический голос, но не разбирал слов, все вокруг крестились и клали поклоны.

Гунтер смотрел с мрачным сочувствием, я хотел спросить, что за дурацкий ритуал, неужели на спор, как Копперфильд, разорвет цепи и разнесет вдребезги каменный гроб, но оборвал себя на полуслове, многое мне кажется дурацким, не фига со своим комсомольским уставом лезть в масонский орден.

– Поехали!

Славно погуляли, как-нибудь расскажу, мы посетили все три моих деревни, одна из них даже село, но я пока не разобрался, какая именно, а спрашивать не решился, это же урон моему имиджу.

Право первой брачной ночи так и не использовал, никак свадьба не подворачивается. Деликатно выяснил у Гунтера, не думает ли народ размножаться, мне солдаты нужны, а он брякнул, что в деревнях и селах свадьбы всегда играют осенью, когда соберут урожай, обмолотят и ссыплют зерно в закрома. Тогда делать уже не фига, вот и женятся от безделья…

Погрустил чуть, зато Гунтер набрал двадцать крепких парней для службы, нанял четверых мастеровых для выделки луков. Пообещали призвать еще и некоего Джона Кленовые Руки, знаменитого умельца, чьи луки всегда нарасхват, он-де знает некие секреты, но никому не передаст…

Вернулись поздно, солнце уже село, мы едва успели пересечь мост, как погасли последние облака. Вместо пурпурного великолепия на небе выгнулось темно-синее великолепие, звезды усыпали темный свод даже ярче, чем вчера, небо стало глубже, вогнутее, я отчетливо видел эту опрокинутую гигантскую чашу и даже мог представить, как тяжелые края хрустального небосвода лежат на твердой земле, погрузившись в нее на десятки метров.

За ужином Зигфрид и Сигизмунд рассказали, что за время их дежурства ничего не произошло, разве что челядь осмелела, уже никто не прячется, жизнь вошла в свое русло. Зверя все-таки сумели раззверить, оружейник от счастья поет, такого прочного металла никогда не видел, обещает из отодранных пластин сделать не меньше трех-четырех доспехов.

– Отлично, – сказал я с облегчением. – А что у него внутри?

Зигфрид пожал плечами, Сигизмунд перекрестился и сказал с жаром:

– Пока еще не знаем! Там такое, такое под железной шкурой… К внутренностям еще не пробились.

– Ладно, – сказал я вяло, – все одно не заработает… Малышка, как тебя, принеси еще вина! Только хорошего.

Девушка сказала застенчиво:

– Меня зовут Фрида, ваша милость. Сейчас принесу.

Зигфрид, не удержавшись, шлепнул ее по высокому заду, повернулся ко мне.

– Новые луки, признаться, бьют сильнее… Сегодня сделали первый, я испробовал. Клей еще не высох, но все равно, уже бьет дальше. Хорошую штуку вы придумали, сэр Ричард! А говорите, что не искушены в воинском деле…

Я таинственно улыбнулся, Фрида принесла большой кувшин с вином, я поднялся из-за стола.

– Продолжайте без меня. Устал чего-то… Да и завтра, чувствую, день тоже будет непростой.

В покоях Галантлара я лег на его роскошное ложе, какое, к черту, его, теперь мое, поставив меч с одной стороны, молот прислонил с другой, рукоятью вверх. Тело наливалось тяжестью, я уже начал себе представлять, как придет Саня, я постараюсь сдержаться и не сразу грести под себя, пусть расскажет что-то еще, перед глазами замелькали первые образы, как вдруг за окном раздались неистовый вой, свист, лязг и скрежет. Я встрепенулся, меч моментально оказался в одной руке, молот в другой.